"...Я начинаю говорить. Со стенкой, на которой тангенсы, с облезлым цветком на окне, с дверью. Тихо говорю, но они прислушиваются.
Я рассказываю, как пытали Ульяну Громову, как выкалывали глаза Тоне Иванихиной, как отрезали груди у девушек, отрывали руки и ноги, выжигали красные звезды... И бросали в шахту еще живыми. Непобежденными.
У меня спокойный голос. Я говорю без интонаций. Я знаю этот материал. Заканчиваю и иду к выходу.
У них слезы.
- Можно мы к вам еще придем? Вы же в 32 кабинете работаете? В одиннадцатых классах?
Киваю и ухожу. Сажусь в машину и реву. Я педагог. Я ватница."
© Copyright: Катя Солдатенко, 2015.
"После ликвидации одного из нацистских концентрационных лагерей американскими войсками в бараке нашли кусок оберточной бумаги, на которой была записана молитва; я вам передам сущность ее. Там говорилось: «Господи, когда Ты придешь во славе, вспомни не только людей доброй воли, вспомни и людей злой воли. Но вспомни тогда не их жестокость, насилие, грубость. Вспомни плоды, которые мы принесли благодаря тому, что творили они. Вспомни терпение одних, мужество других, чувство товарищества, смирение, величие духа, верность, которую они пробудили в нас. И пусть, Господи, плоды, которые мы принесли, послужат когда-то их искуплению»...
(Митрополит Антоний Сурожский)
...Почему я стала отмерять
то, что больно, честно, хлестко, емко?
Это страх на долю стать подонком,
у Креста молитвы не подъяв
за распявших?..
Рухнуть, водрузив
на себя их тот — ползя ребенком
на бескровный плач
других
в потемках
многосотенных
ненайденных могил:
влубь —
на голос совести и слез
(слов едва ли — только всхлипа эхо),
где "простить" глядит
из человека
лет шести, трёх, года,
свалки поз,
а "не осуди" в упор палит,
умножая выстрелы
на цифры
из статистик,
и гранитной глыбы
накрывает весом... Вместо них,
на бескрайних донах и полях
съеденных морскими и земными.
Только — горечь смерти между ними.
А над ними —
трет урок в веках,
/как мелком/ начертанный на сини,
чья-то, ввысь зигнувшая, рука...
...Всё сложнее сны про нелюбовь
отменять,
посты постом глотая.
Пасха, а потом — Победа мая.
ВсеПрощенье — отголосок Рая,
"п" — слипается в запекшуюся кровь.
Память. Правда. Прадеды. Приказ.
/Пост./ Прощания. Причастность. Подвиг. Почва
(она снится мне вторую ночь, и
эта кровь, пролитая за нас, —
рвущаяся Плачем из ушей,
брызжущая Прямо на косынку
освящённую)...
В убойном Поединке
с "всё Простить" — вставать в Поту ночей
криком (и гадать — звучал ли, нет
снова он, будя родных, соседей).
Скоро...
Все вП(?)олзем к Тебе, П(?)риедем. —
Под Крестом Полно свободных мест.
Господи,
Ты тоже там лежишь...
В каждой неопознанной могиле.
С теми, кого недохоронили.
Среди тех, кто был/остался жив:
обезножен, обезмужен, обез... (я,
мать сама, не в силах дописать, но,
что болит левее от распятья,
достучит о том в своих боях.)
Всепрощенье...
Митра для святых.
В чем ты, наша маленькая святость?
Для одних — лишь верить и не плакать,
для других — оплакивать кресты?
Не судя.
Прощая /всех.../
Молясь.
Только Ты
глядишь на нас, распятый, —
20-дцатый год,
(и раз) —
лопатой
отскребающих
от душ и трупов грязь.
5.04.23.