Кажется, что это больше, чем кино, больше, чем живопись и музыка, больше, чем стихи его отца. Не знаю, каким словом обозначить этот космос, эту энергию духовного пророчества о смысле жизненного пути с интонациями исповеди. Герой «Ностальгии» Андрей Горчаков, в поисках высшего смысла, измученный душевными неладами с собой и тоской по родине, встречает в Италии Доменико, в котором ему видится некое откровение. Полусумасшедший Доменико, который семь лет держал взаперти свою семью, чтобы она не погибла, интересует его больше, чем фрески Пьеро делла Франческа в тосканском монастыре. С Доменико связан круг внутреннего мытарства героя и смысл человеческого предназначения. Как только Горчаков входит в жилище Доменико, вступает торжествующая бетховенская «Ода к радости». Сразу. Всей своей невероятной мощью. Как грянет она и потом, одновременно с пламенем самосожжения Доменико. Свечу Андрея в бассейне сопровождает не менее сильная музыка – «Реквием» Верди. Жилище Доменико – затерянное в вечности пространство и вместе с тем временное человеческое пристанище – с облупленными стенами, проросшей в горшке зеленью, сухими маковыми головками и обязательными в эстетике Тарковского водой и огнём. Струящейся, текущей, звенящей водой – повсюду: на стенах, на земле, в дожде, в лужах. И огнём самопожертвования, в котором сгорает Доменико, огнём свечи, которую Андрей ценой своей жизни всё же проносит через бассейн. В мизансценах одинокого «пикника» Андрея и его диалога с ангелом (девочкой по имени Анжелика), тоже – вода и огонь. Невыразимой красоты кадры, операторская работа Джузеппе Ланчи. Пейзаж с родным домом и родными людьми – в начале фильма и тот же пейзаж с домом, но уже ограждённым стенами храма, в финале. Всё реально и всё ирреально. Как и вся картина Тарковского. Запредельного уровня актёрские работы, в которых нет и тени игры. Никогда даже не идентифицирую героя Олега Янковского с именем актёра – напрочь забываю, что это Янковский. Трагичен облик героя Эрланда Юзефсона, глаз не отвести от Домицианы Джордано в роли Эуджении с лицом Мадонны Пьеро делла Франческа, от тёмного лика Патриции Террено в роли жены Горчакова. В сценарии Тонино Гуэрры диалоги просты, лаконичны и многозначны: «Мы должны взяться за руки – так называемые здоровые и так называемые больные. Только так называемые здоровые довели мир до катастрофы».
Через три года после «Ностальгии», на 55 году жизни, Андрей Арсеньевич Тарковский умер. Все знают, почему в 1983 году «Ностальгия» не получила Золотой пальмовой ветви на Каннском фестивале. Коллеги его не любили. У нас даже умных не любят, не то что гениев. В июле 1984 года Андрей Тарковский объявил о своём решении не возвращаться в СССР, а в декабре 1986 года умер. Два с половиной года эмиграции и смерть. Во всех интервью того времени голос его печален. По сути же «Ностальгия» – объяснение в любви к родине. В финальном кадре Андрей Горчаков сидит около своего дома, подле небольшого водоёма, в котором отражаются окна храма.
В любом фильме Тарковского открываются новые смыслы. И «Зеркало» – тот самый образ, тот «саморазвивающийся организм с обратной связью», о котором Андрей Тарковский говорил в своём «Мартирологе». Амальгама зеркала постарела и местами растрескалась. Её не восстановить, как и отражения памяти. Но можно их соединить – старое зеркало и память. И тогда получится поэма отражений. Зазвучит музыка памяти. «Зеркало» – это полотно, красота которого интимна и невероятна. К живописи и графике фильма приложили свою руку любимые его художники – Леонардо (лицо Маргариты Тереховой в фильме – абсолютно леонардовское, да и альбом репродукций художника мы листаем вместе с юным героем) и Брейгель (цитат нет, но мальчик, смотрящий на снег, ветви зимних деревьев – это несомненный привет от художника). Столь же прекрасна и музыка – Бах, Перголези, голос отца, читающего свои стихи, закадровый голос Смоктуновского… И как свободно, причудливо и плавно соединены эпизоды, кадры, образы фильма!
Думаю, главный медиум и центр композиции – это всё же Маргарита Терехова, а вместе с нею – и лицо, и драма, и вся жизнь матери, главные в этой работе. Глубина и красота кадра вообще не подлежат объяснению и соизмеримы только с целостным звучанием полотна. Финал «Зеркала» (оператор Георгий Рерберг), где возрастная мать (Мария Ивановна Вишнякова) ведёт маленьких детей по полю, а молодая (Маргарита Терехова) смотрит на них издалека, – взгляд из вечности, где любая мать любого возраста остаётся молодой, а её дети – маленькими. Это пророчески рифмуется с верой Андрея Тарковского в то, что «творчество — это уже отрицание смерти. Следовательно, оно оптимистично, даже если в конечном смысле художник трагичен». Таково его «Зеркало», которое от времени не тускнеет.