Мы стоим с Александром Т. и обговариваем подробности прошедшего дня. Он давит на меня своим тяжёлым взглядом. Чёрт возьми, мне хочется сквозь землю провалиться, уйти в свою берлогу. Мои тягучие фантазии застывают в мозговом паноптикуме. Театр кукол разворачивает свои зрелищные представления. И одна из чётко сконструированных кукол притворяется мною. Кукла-машина в лапах Странного Фокусника. Меня распирает от воспоминаний. Родился, мыслил, ментально умер, чтобы спустя время возродиться в кибернетическом яйце. Праздное любопытство к собственной персоне закончилось выкашлянной меланхолией. Александр туманно выстраивает обитель фраз. Мы с ним работали все последние годы над новым архитектурным проектом. Он впитал в себя все предыдущие наработки активных созидательных умов. И мы достроили эту центральную суммарную графическую эпохальность, склеив бумажные антенны в единое целое. Работа занимает много, очень много времени. Возникает бредовое наваждение в конце рабочего дня, хочу я этого или нет. Но моя жизнь не ограничивается только этими сосредоточенными мыслительно-воображаемыми зарисовками. Есть в ней место и пустотам, и мелким тратам, и порой вредным времяпрепровождениям.
Я выкуриваю одну сигарету за другой, погружаясь в оцепенение, в день уходит почти три пачки. Выпиваю с приятелями, доходя до импульсивной рефлексии, потом же всё заканчивается рвотой над раковиной. В моих монологах то и дело проскальзывает нецензурная брань, отражающая плотские устремления. Вообще мне иногда кажется, что это способ развития языковых механизмов. Одним словом, я далеко не святой. Но что поделать... Так я и живу, и так я и умру, вспоминая своих плохих девочек. Да, мне всегда нравились этакие девчушки с дурным характером, с плохими манерами, с засаленными волосами, с пыльными ладонями, меня влекло именно к таким особам.
Я выучился на Архитектора Галактик для того, чтобы поражать этим женщин, вызывать у них восторг, пусть и временный. И это у меня неплохо получалось, скажу вам прямо. Я умело чертил, умело творил новые идеи. И моя зарплата позволяла выполнить все желания, рождавшиеся в головах возлюбленных. Правда, через некоторое время они остывали ко мне, и я снова заходил в бар со своими знакомыми и пил там, постепенно отключаясь от всех забот. Но наутро ужасно болела голова, и это меня сильно бесило.
Александр Т. меня предельно утомил. Мне захотелось его отправить на Марс. Но я сдержался. Его зрачки пульсируют и троятся. Эти зрительные лабиринты словно диктуют свою музыкальную фразу, в которой зашифровано колдовство.
Изначально он был двойником Рукопилота. Об этом знал один лишь я. Зеркало Кентавра поведало мне об этом. И я не выдал эту тайну до сих пор. Никому не сказал. Ни МангоРазведчику, ни Кустарниковому Грибу, ни Карандашному Мастеру.
Мне скучно и грустно, будто я опять стал подростком, но при этом определённые нотки радости всё-таки колышутся в моей сердечной мембране. Архитектурный проект вскоре сделает нас многоликими-плюс-изобретательными в глазах всего космического братства. А это судьбоносный поворот. Взлёт к радуге удачного созидания.
Александр вдруг замолкает. Я вижу, что он истратил энергетический запас. Я нажимаю кнопку на его мантии. Следом повторяю этот жест и с собственным телом. И вот проходит полминуты, и наши человеческие фигуры рассыпаются, превращаясь в силуэты двух склизких и потливых одноглазых ушастых и языкастых существ. Мы входим в своё естественное состояние, в котором пребывали до рождения. Мы перетекаем и мимикрируем. Щелчок тонкими клешнями выкидывает нас на опушку тёмной материи.
Грузный сторож спрашивает, как мы так быстро доплыли до родного жилища.
Я лишь ментально передаю ему ответ.
Александр Т., перезагрузившись, нервно икает. Теперь он никакой не Александр, а Мягкий Треугольный Червь.
Проходит время... Он залезает в банку, я залезаю в банку.
Архитекторы Галактик отдыхают перед новым рабочим днём.