Морозна питерская полночь,
дворец на Мойке спит давно.
Но за портьерой светом по́лно
одно подвальное окно.
В подвале том сидит Григорий -
смиренный божий человек -
герой скандалов и историй,
мослатый, бледный, словно снег.
Попавши мухой в паутину,
не чуя скорого конца,
он ждет красавицу Ирину -
жену хозяина дворца.
Жует птифуры*, пьет мадеру,
глаза безумны и пьяны.
в его пирожные, в фужеры
кристаллы яда внесены.
Почти погас огонь в камине,
оплыл в шандалах воск свечей.
- А может к черту все, аминь! И
сбежать от этих сволочей?
Уехать к девкам и цыганам,
с Ириной позже как-нибудь.
Что ж на душе-то так погано?
Мадерцы что ль еще хлебнуть.
Намедни старый Протопопов
предупреждал: грозят убить.
Немало под меня подкопов,
с оглядкой нынче нужно жить.
Пирожные уже приелись,
вино - невкусная бурда.
Какой-то странный нынче Феликс:
все бегает туда-сюда
по лестнице, да и глазами.
Вдвоем со мной не хочет пить,
дрожит, как будто бы экзамен:
не просто женку уступить.
- Да ты не сумлевайся, милой!
Ведь это божья благодать,
всем нам с рожденья до могилы
в любви спасения искать.
Тела греховны, души святы,
очистим их в огне утех,
мы адским пламенем объяты,
путь к возрожденью через грех.
Клянусь твоим святым распятьем,
чай, много денег стоит вещь?
- Да ты чаво, голуба, спятил?!
Взгляд Феликса вдруг стал зловещ.
Из-за спины он тянет руку,
и выстрел грянул в тишине.
- Убить хотел меня, гадюка, -
мысль промелькнула, как во сне.
Вошла, как в масло, в тело пуля.
но жизнь не хочет угасать.
"Труп" показал убийце дулю -
внезапно через полчаса:
Очнулся, выполз, "сделал ноги"
еще чуть-чуть бы и шабаш.
Остановил его в итоге
лишь Пуришкевича "Саваж"**.
Убитого псевдо-мессию
недобро поминал народ.
Входила царская Россия
в свой революционный год.
*Птифур (фр. petit four) — небольшое сдобное печенье или маленькое пирожное.
** Саваж - американский пистолет, но Владимир Пуришкевич называет его именно так - на французский манер.