Оживлять страницу будем для Стихиры мы поди:
Да поди, что позабудем, где лежат наши ладьи.
Где лежат наши оладьи, и забрала где висят,
Серый Волк где с Красной Шапкой доедают Поросят.
Но над ними мы не тужим! Сами, если захотим,
С кабанов готовим ужин и потом его едим.
Нам неведома тревога, нам неведома тоска.
Ты лети моя тренога далеко за облака.
Где распутица, как ёжик навострит хохлатый чуб,
Чтобы рой сороконожек больше не был с ним так груб.
В общем всё это вступленье. Дальше будет наш рассказ
О судьбе, случайно смытой в неслучайный унитаз.
Сочинить мы сможем много разных добрых, сочных вирш,
Если подойдёт с подмогой пивовар жатецкий Ирж.
Только б барышней на баржах подвозили с барышом,
И реки вдоль брега маршем Маршаки шли голышом
Ох уж эти голышата, им бы всё только шагать!
Мы ж отправили с ушатом мышь ушастую на гать.
Сгинул нынче в тьме вопросов мой двоюродный медбрат –
Древнегреческий философ по фамилии Кастрат.
Для Кастрата нынче сгинуть всё равно что выйти в свет –
Потому что легче вынуть то, чего в помине нет.
Правда, вынув, фиг засунешь – так и ходишь, как дурак,
Этак дунешь, плюнешь, клюнешь, а вокруг – кромешный мрак.
Так бывает: мрак кромешный, да вокруг лишь тишина –
Ну, и ты её поспешно... а тебе за это: "На-а-а!"
Нет, я знал: что в мире – радость, то не в мире – суета.
Но какая, право, гадость – предпоследняя черта.
У неё, бывало, встанешь, поглядишь по сторонам,
Да ещё друзей поманишь: каково, мол, будет вам?
А потом икая сытно, повернёшь оглобли вспять,
Потому, как очень стыдно напрочь совесть потерять.
Повернуть, конечно, можно – ты подумаешь, шутя.
Только это выбор ложный, Путь незрелого утя.
Да и что такое совесть в наш неверующий век,
Анекдотом стала повесть, обезьяной – человек.
И никто не станет ныне старый завершать роман –
Было чувство – завтра схлынет, сна развеется дурман.
И останется сторицей тьма несбывшихся надежд.
Коли был бы я царицей нарожал бы я невежд.
И пускай теперь в царицы каждый метит угодить –
Буду я в своей светлице сладко есть и сладко пить!
И когда на небосводе засияет Вифлеем,
К нам сойдёт Сергей Мавроди и откроет МММ.
Нас Хопёр Инвест накроет, полк разутых казаков,
О любви своей завоет – вольной жизни без оков!
А вот Довгань, хоть и Вовка – всё ж полезный человек.
Есть такая постановка: «Самый долгий – вовкин век».
Есть ещё «Иван Сусанин» – «Жизнь – вернее – за царя», –
Остаются те с усами, кто свой путь меняет зря.
В общем, дочка капитана зрит Европу из окна,
У неё в меню сметана и пупочки кабана.
Дочка – та ещё купчиха, хоть папаша дворянин –
Знает, как продать фунт лиха, будто спелый апельсин.
И конечно же у дочки есть неназванный жених,
То ли Диоген из бочки, то ль Аммоний – храбрый мних.
По ночам ей часто снится, будто с женихом вдвоём,
Их обоих утопиться очень тянет в водоём.
Но жених её не тонет, да признаться и она,
То блудницею застонет, то рычит, как сатана.
Всем известно, чтО не тонет, всем известно, в чЁм конфуз –
Землемерка землю роет, хорохорится француз...
В храме – хам, в больнице – дурень, что ни лавка, то – ломбард.
…И бредёт понуро в курень, Тигр Ослов Поп Эдуард…