Махабхарату невнятно
изучив на склоне лет,
на Avito аккуратно
распродав на винегрет
огород, а следом хату —
от кастрюли до ухвата,
я уеду на Тибет,
на Тибет — встречать рассвет.
К далай-ламе
обращусь:
— Do you like me? —
полный чувств.
И далай ответит сухо
по-тибетски: — Yes, and you?
— Во даёт! — замечу вслух я. —
Даже я так не даю.
И души моей рисунок
от покупок в дьюти-фри
запоёт на дивных струнах,
как ситар себя внутри.
Растрындит, что паче смертны
все и даже панчен-эртни,
потому гуляй, давай,
лама коли жив далай.
И на весь тибетский свет
я скажу, разинув бред,
что, узрев Тибет воочью,
притупил бы Дядя Сэм
долу прерий ясны очи,
поразведав, что ко всем
самолётным, конным, пешим,
поездным, автомобильным,
угодившим на ресепшен,
с неизменным изобильем
бесконечных чувств тибетских
здесь относятся тибетки,
будто впрямь попутал бес их,
а не травы и таблетки.
И меня, в момент разя,
привечают их глаза.
И к одной, любви на грани,
ощущая полный транс,
я на ихнем: — Do you like me? —
обращаюсь в поздний час.
И разнеживает ухо
мятный шёпот: — Yes, and you?
— Во даёт! — смекаю вслух я. —
Даже я так не даю.
И, покуда у далай-
ламы, что ни дело — выгод
с гулькин клюв и за дедлайн
лишь с цыганочкою выход —
вау, ваушки-вау! —
я влюбляюсь — ах! — в одну,
а затем в другую, в третью…
Но внезапно молвлю: — Ша!
Не хрен сучью на тибетью
жизнь разменивать, греша.
Не продам я огорода
своего на винегрет,
и от грустного народа
не уеду на Тибет,
на Тибет — на склоне лет.
Лучше я назло салагам,
от избытка резвых чувств,
на «банане» с аквалангом
вниз по Волге прокачусь.