Свежа, как любая новинка,
с которой не справился иммунитет;
Я звал её Чертовщинка,
она откликалась: «Поэт!»
Рифмуя глаголы в заклятья
на всех неизвестных мне языках,
Она призывала воздать ей
почестей жемчуг в стихах.
И плыл ее голос гуслями,
шаманил бубном, гипнозя мне дар.
И в мыслях, куда ни глянешь,
искрился идеи янтарь.
Мы были вовек неразлучны,
и даже смерть по контракту должна
Предусмотреть тот случай,
что Муза посмертно нужна.
Но миг наступил испытаний,
души невесомой вскружил карусель.
Она ощутила спонтанный
порыв стать на час как все.
Покоищем изгнан мой гений,
забальзамирован в мумии труп.
Она, безо всяких сомнений,
пьет латте в кафе на углу
С сигарой, объятой губами,
из-под вуали фиалковый взгляд
Порхает, рожденный богами,
и кудри по ветру летят.
И колется дом мой углами,
и ширится время, хохочет в лицо,
Множится новыми этажами,
ликует отказом скупцов.
И поперхнувшись словами,
строчки выплевывают их остов,
И музыка цвета лаванды
стекает в унылости решето.
Картины кривятся шаржем
через мольбертов мольбу и гнев,
И радуги мост, взорвавшись,
серо выпячивает дня рельеф.
Теряясь в просторах потёмок
прикрытых в моменте ресниц и век,
Душа, как голодный котенок,
млечного сна лакает флешбек.
А в нём невозможное можно,
там Муза владеет вселенной души,
Игла вдохновений подкожно
вливает отчаяния куражи.
Она против серых ступеней,
она не использует лифт и дверь,
Но фейерверк ее появлений
предсказывает секундомер.
Я отбыл свой час будто узник,
пройдя миллиарды световых в нем лет,
И трепет свидания с Музой
вкушаю как райский запрет.