Предисловие.
Речь пойдёт о том, что было относительно давно.
Имена я опустила, но напомню всё равно:
Больше нету близ кофейни магазинчика "Вино"
И в салон галантерейный переделан Дом кино.
И, конечно, мало толка кропотливо уточнять
То количество осколков, тот чудесный нотный ряд,
Где в игре необъяснимой отражаются опять
Мной опущенное имя, и кофейня, и тетрадь
Для гербария. Уместной в нём казалась лишь латынь
да Angelica sylvestris - остальное было трын,
Трын-трава... Само собою, я цитировала "Сгинь,
Милый призрак" - и другое, дура, думала. Аминь.
Место действия абстрактно. Постоянно рвётся нить
Рассужденья в каждом акте. (Остаётся пояснить:
Их четыре, так уж вышло. Кстати, критикова прыть
Получает стимул высший с пояснением острить.)
Между тем, таких далёких друг от друга (ты и я),
Потерявшихся в потоке разноцветном бытия,
Затвердивших до оскомин, что ячейка есть семья,
Стало быть, семья - синоним коммунального жилья,
Постоянства и полатей... словом, чужести такой
Даже эмигрант-писатель не придумывал. Покой
Ты, беседуя со мною, не терял. А мне одной
Было душно в том покое с левитановской луной.
Я весною задыхалась в многоточии дождя,
Я самой себе казалась сумасшедшей, проходя
Мимо снега в краснотале, - всё, что помнила, любя,
Отдала б за след сандалий, за три слова от тебя...
За -
три -
слова...
Снова
Перепрыгнул забор август.
Я - сбиваюсь?
Ты: Что?
Я: Говорю, сбиваюсь?
Каюсь!
Как же трудно,
Боже, дай мне не знать, что будет
Дальше...
Перепонка болит от фальши. Называть при том её
барабанной -
странно.
Как же дико -
Глупый ритм держать за жабры, когда от крика
Опухают связки, и, просыпаясь, -
Каюсь!
Слышишь?
Ты: Что?
Я: То, что Кэрролл всё же позволил Мыши
Спотыкаться целых четыре раза.
Ты: Разве?
Я: Да, лю... бого
Удивит такая подробность.
Ново
Только то, что не замечал доселе,
Если
Мы не видим сквозь мишуру игрушек.
Ты: И не нужно.
Я: Да, ми... нутку?
Но тогда кончается прелесть шутки,
Понимешь, инея соль на хвое,
Рождество, и...
Ты: Что?
Я: ...и такая особая и живая
канифоль смолы, там, где иней тает.
Знаю,
Я ужасно путано объясняю...
Ты: Вы вообще когда-нибудь объяснялись?
Я: ...Что?
Ты: В чём.
Я: Ты не понял, я не о том.
Не о дудках дягиля под мостом,
Не о строчках, спящих под языком.
Знаю, блажь луну называть окном,
Да, любимый, - твоим окном...
Но, прости меня, не о том.
Если ты заметишь одну фольгу
В Лукоморье ёлки, на берегу,
Как же ты угадаешь, когда я лгу,
А когда сказать не могу
Даже междометия просто так...
Наш учебник русского, кстати, враг
Переменам, веяньям, и при встрече
Называет Господа частью речи -
Право, автор большой добряк!
Ты: Прости, как?
Я: Да никак! Пойми, чем фольгой молчать,
Лучше ёлкой плакать, во сне кричать,
За слова колючие отвечать
И пустое "Вы" променять
На душистое, луговое "ты",
На родное "мой", на рассыпчатый
И любимый ноктюрн цикад.
И - "любимый"... Мимо.
Ты: А что?
... Речь пойдёт о том, что было относительно потом.
К тем порам я позабыла, как ходила босиком
По траве зеленокрылой, как забытым языком
Называла цвет, хранимый где-то там, за ободком
Век... И тут бы ставить точку, но, пожалуйста, прости.
Я ещё не знаю точно, как тебя мне отпустить.
Всё равно, углов - четыре, оставайся погостить.
Света нет в пустой квартире, но свеча горит в горсти.
Журнал "Юность" №1, 1996 год.