(предыдущая глава из романа «Купеческая вдова»
http://stihi.ru/2023/03/04/5666
«16. И царедворцы, и монархи могли быть бдительней»)
«…Кого-то из моих камнями вздули!
Вдоль стройки проходить ли на убой?!
Мне Ржевский намекал, что видит улей,
Следя за подозрительной толпой.
Я понял, улей – пчёлы. Знак масонов.
По чести жить – им вовсе нет резонов.
Орудием их важным стала ложь.
Какая из масонских местных лож
Для этих негодяев – альма-матер?
Власть и без этих штатских напряглась,
Но в будущем за ними – глаз да глаз! –
Подумал с неприязнью император. –
Мятежники и ряженные. Их
Хозяин тайный в Лондоне притих…
Сколь тут саженей, кровушкой политых?!
На что решусь? От пуль бунтовщиков
У нас есть много раненых, убитых.
А сколько этих диких мужиков
Сюда сбежалось – странно деловитых!
Чего хотят мещане и весь сброд
Одетых под бродяг? Непрост народ! –
На вид невозмутимый император
Отчаянно в душе искал ходы
В расчёте на победные плоды. –
Жив буду – мемуары я как автор
Начну, преодолев кошмары снов.
Вновь камни со строительных лесов…
Мятежный заговорщик, как иуда,
Подставил солдатню из простаков.
Огромна разногласий амплитуда –
С предателями нет у нас торгов.
Пусть каются и с рук моих лакают!
Наивные солдаты полагают,
Что некто Конституция – жена
В Варшаве Константина. Их вина
Исходит из невежества и дури.
Ты – император! Волю закаляй»! –
Внушал себе сердито Николай. –
Гвардейцев рядовых легко надули
Их бесы-командиры. Я прощу
Обманутых. К ним милость обращу…»
Стал жёстким Николай, хотя по сути
Жестокость он с трудом переносил:
«На месте всех убить?! О том забудьте»!
Со временем правительственных сил
В часы неразберих и напряженья
Хватило для большого окруженья
Мятежников у статуи Петра.
Опасность блекла – жуткая с утра.
У лейб-гвардейцев меткость именная
Бывала многим свойственна стрелкам.
Когда стрельба шла не по каблукам,
Московский полк, чертей всех вспоминая,
Мог и в сердцах припомнить бога мать…
Едва ли, начиная помогать
Бесстрастной Смерти в сборе урожая,
Тот, кто стоял мятежно-яр, утих,
Наскок конногвардейцев отражая.
Губя одних, но милуя других,
Порой Фортуна действует вслепую.
Заполучить мог от Московцев пулю
Любой, кто приближался на коне.
Когда промеж сената и каре
Зашли конногвардейцы в эскадронах,
Грозил в упор им массовый расстрел.
Бестужев Михаил едва успел
Скомандовать: «Отставь»! Отбой – не промах.
Два эскадрона были спасены:
Ушли с толпой зевак к мосту Невы.
* * *
Мороз крепчал. В одних мундирах
Дано мятежникам звереть.
Мороз не вызвал дрёму в дивных
Задирах, собранных на смерть.
Спешили к зданию сената
Пригнать к рассвету – раньше б надо! –
Московский лейб-гвардейский полк.
В пришедших поздно был ли толк?!
Сенат в ночи принял присягу.
Кто б отказался – тот ворьё!
Обрёл правительство своё
Царь Николай – назад ни шагу!
Давя без опыта мятеж,
Семь раз отмерь, один – отрежь.
Век просвещенья и лицеев
Смущал умы без выходных…
Круг генералов, офицеров
(вплоть до полковников седых)
Сужался в пользу Николая:
Вожди, морально выгорая,
Отмежевались от своих,
Не поддержав мятеж в тот миг,
Когда учли неподготовку…
Поручик, прапорщик – вот пик
Мятежных званий. Юный лик
Предугадать Судьбы издёвку,
На площадь выйдя, не сумел.
Куражный выветрится хмель…
И Трубецкой, и Якубович,
Плюя на совесть, предпочли
В тени остаться. Что им горечь
Отважных прапорщиков, чьи
Умы остались вне поддержки!
Какой промеж орла и решки
Восставшим выпадет исход?
Чем кончит веха, то есть год?
От сил правительства по кругу
То дух симпатии, то гнев.
Чья пуля, трассу одолев,
Чьему достанется ли брюху?
Дрова и камни из толпы –
Намёк подсобный на гробы…
Слились ряды под видом черни
С толпою истинных зевак.
Жандармы только лишь мрачнели:
Неясно, где дурак, где враг!
Шваль урезонить – бремя честных…
Когда удаче сил мятежных
Чернь отдавала свой восторг,
От камнепада, как итог,
В рядах правительственных – травмы
И встречно-злобных слов поток.
Гусар крепился: «Стой, браток,
Бесстрастно! Таковы уж нравы
Тех, кто задумал маскарад.
Масоны множат рост затрат…»
Гусар, оставшись без обеда,
Рад, что овсом наполнен куль:
«Всё, Сухомлета песня спета:
Помчал обратно из-под пуль
Парламентёр наш, как ужален.
План примирения реален,
Коль офицеры подожмут
Хвосты и явятся на суд.
Прав Сухомлет! Как генерал он
С идеей мщенья впал во гнев.
Царь исключает всякий блеф,
С открытым действуя забралом,
Но чтут зачинщики в каре
Крови и пороха амбре».
Когда угрозы Сухомлета
В мятежных слушали рядах,
Себя там в образе омлета
Никто не видел на местах.
Не веря в смерть свою и взвода
В миг наихудшего исхода,
Все полагали, слыша речь,
Что не применят к ним картечь,
А голословный ультиматум
Был предназначен слабакам.
Парламентёра некий хам
Отвадил выстрелом и матом.
Всё это Ржевский наблюдал,
В прогнозах собственных плутал.
Поручик Ржевский накануне
Артиллерийского «пали!»
Вздыхал: «Меня кто переплюнет!
Мне – что атаки, что балы!
Чего-то ждать – что за манера?!
Кавалергардам для примера
Дать выход в бой пора уж мой.
С утра… ну, я-то лишь душой…
Присягу дали мы, да лица
У всех смущённые вдвойне:
Быть или нет сейчас войне.
Дай, Боже, вздыбленной столице,
Лихому городу Петра
Скорей до самого утра
мир площадям! Осиным ульям
Не уподобь их! Есть же грань»! –
Гусар, не кланявшийся пулям
И удостоившийся ран,
С боями свыкся. Он окреп в них.
Но Ржевский морщился от реплик
В рядах податливых, как воск,
Увы, правительственных войск.
Накал сочувствия мятежным
Полкам для Ржевского не нов.
«Сегодня будет не до снов,
Коль расползётся гной по грешным
И оболваненным сердцам», –
Прогнозы Ржевский делал сам…
(продолжение в http://stihi.ru/2023/03/24/3956
«Орудия заряжены. Стрелять»?!)