ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 1.
МАМА МОЕЙ МАМЫ ТАМАРЫ ДМИТРИЕВНЫ ПЛОДУХИНОЙ (В ЗАМУЖЕСТВЕ ИВЛЕВОЙ)
СЕРАФИМА МИХАЙЛОВНА УШАКОВА.
Мама моей мамы, Серафима Михайловна Ушакова, хоть и состояла со своим мужем Плодухиным Дмитрием Алексеевичем в законном браке, но жизнь прожила под девичьей фамилией. Серафима родила от мужа шестерых детей: Спартака, Тамару, Нину, Вячеслава, Нину (умерла во младенчестве), Роберта (умер во младенчестве). Младший сын Вячеслав носил материнскую фамилию, потому что Дмитрий Алексеевич посчитал, что этот ребенок не от него.
Из маминого письма:
-«Отец хотел Славку в пару к старшему сыну Спартаку назвать Криксом - он тоже руководил восстанием рабов, как и Спартак. Славка родился немного раньше. Отец сказал: «Не мой.» - «Не твой, значит будет мой,» - ответила Серафима Михайловна и записала Славку на свою фамилию.
Одного этого факта хватит, чтобы понять, как бабусе жилось с мужем, но на ее долю выпало столько суровых испытаний, что непризнание отцом ребенка кажется легким недоразумением.
Серафима Михайловна родилась 6-ого августа 1904-ого года, умерла в 50 лет 6 –ого сентября 1954-ого года. Мне тогда было почти пять. Помню, родители говорили между собой, что у бабуси перед смертью сильно увеличился живот, и произошел разрыв сердца. Я так это себе и представляла, как бабуся с огромным животом сидит в кресле лицом к открытому окну и из ее груди прямо на улицу с треском вылетает сердце.
В один из приездов в Саранск, мы ходили в гости к бабусе. Она в то время жила отдельно, без мужа, в коммунальной квартире недалеко от вокзала. В моей памяти остался звонкий, немного визгливый голос, светлое приветливое улыбчивое лицо, обрамленное темными волосами, огромные карие маслянистые глаза, смотрящие на меня с нескрываемым умилением и счастьем. Бабуся сидела за столом, опершись на согнутую в локте руку, и, расплываясь в улыбке, слушала маму. Она то и дело поддакивала, называя маму Тамарочкой.
Бабуся картавила. Ученики в школе окрестили ее за это «тетрладочкой» и «Дрлевней Грлецией».
Она угощала нас килькой с луком и подсолнечным маслом. Такая килька должна обязательно настояться несколько дней. Вкуснота необыкновенная! Килька и черный хлеб! Когда я делаю себе такое блюдо, я всегда вспоминаю бабусю Симу.
Мама рассказывала, что, увидев меня впервые, - мне было чуть больше года—бабуся присела на корточки, протянула ко мне руки и пропела своим ласковым сладким воркующим голоском:
-«Иди ко мне, Танечка!»
И я пошла к ней и сразу прижалась. Почему я плАчу?
Серафима была учительницей: до революции училась в гимназии, отсюда знание языков, в советское время заочно окончила истфак в педагогическом ВУЗе и Высшую партийную школу (Комвуз). Моя мама говорила, что Сима постоянно где-то училась.
Моя несентиментальная мама Тамара Дмитриевна (уточнения пишу для того, чтобы не запутались потомки, если захотят познакомиться с жизнью своих предков), когда вспоминала свою маму Симу всегда теплела сердцем:
-«Добрая она была какая…мамонька моя рОдная…»
Бабусе за несколько лет до войны пришлось пережить арест мужа. Во время ареста всех допрашивали, в доме производили обыск, бабусю не пускали к маленькому сыну Роберту. Он лежал на сквозняке раскутанный, простудился и вскоре умер от воспаления легких в ссылке, куда бабусю отправили вместе с детьми. На сборы им дали двадцать четыре часа.
Мильцаны - маленький населенный пункт, куда бабуся прибыла со своим выводком, - стояли на отшибе, в сорока километрах от Саранска. Бабуся ходила в город, чтобы раздобыть еды, через поле, по пояс в снегу, в мороз. Как можно пройти пешком 40 км, я не представляю. Все-таки, наверное, бабуся через поле выходила на трассу и там подворачивался какой-то транспорт. Моя мама всегда плакала, когда рассказывала об этом.
После похорон восьмимесячного Роберта, Серафима Михайловна решила отказаться от мужа, чтобы иметь возможность вернуться в свой дом, в Саранск. Надо было спасать остальных детей.
Дом в отсутствии хозяев основательно разграбили. Не было ни мебели, ни личных вещей даже железа на крыше не было. Ребятишки в дождь прятались под столом. Однажды в оконный проем залетела шаровая молния. Младшая мамина сестра Нина хотела за ней бежать, но Тамара (моя мама) не пустила. Я тоже видела шаровую молнию примерно в десять лет, в Выксе. Фантастическое непонятное зрелище!
После ареста мужа бабуся старалась не афишировать знание немецкого, но во время войны недолго работала переводчицей при каком-то учреждении. В школе она преподавала в основном историю. Она была и парторгом на заводе, и кастеляншей в госпитале, и директором подсобного хозяйства при заводе, воспитателем в интернате ремесленного училища и в отделе кадров работала, в госпитале. С какого-то производства, где прессовали семечки, бабуся приносила домой колоб (жмых), очень вкусный, по словам моей мамы.
В войну бабуся бегала с места на место из-за продуктовых карточек - нормы продуктов распределяли по степени важности профессии. Надо было изворачиваться, чтоб прокормиться.
На карточки можно было получить хлеб, соль, сахар, чай, мясо и рыбу, растительные и животные жиры, макароны, крупы, если повезет – картофель, овощи, яйца и фрукты. Мама говорила, что на мясные карточки часто давали горох. Она с тех пор уверена, что горох во многом способен заменить мясо.
Бабуся не ходила отоваривать хлебные карточки, потому что однажды она не сдержалась и съела весь хлеб, выданный на семью. За хлебом ходила моя мама Тамара. Она хранила хлеб в чемодане под своей кроватью и ключ от чемодана носила на тесемочке на шее. Тамара всегда справедливо оделяла хлебом и для себя никаких лишних крошечек не выгадывала. Это рассказывала и сама мама, и ее братья - Спартак и Слава.
Я со своими дядьями общалась нечасто, из свидетельств о тех суровых временах помню только воспоминания дяди Славы о том, как он в войну умирал от поноса и моя мама спасла его. Она выпаивала брата травой, которую когда-то показала ей ее бабушка Кряншиха - травница и народный хирург. Отрывок из письма дяди Славы:
- «Я помню, как ты спасла меня от смерти два раза. Если ты не помнишь, я помню. Спасибо, Томка.»