O, du lieber Augustin,
Alles ist hin. (1)
Похоже, нет судьбы чернее,
Чем жить в плену самообмана.
Дойдёт то поздно или рано,
Иль вовсе не зайдёт идея,
Что для иных совсем не странно.
И, если сердце не открыто
Для ветра свежего порывов,
В плену иллюзий ядовитых
Зачахнешь ты на грани срыва,
И в тлен уйдёшь с лицом забытым,
Сподобившись безликой массе.
Не вспыхнув, твой огонь угаснет
Без продолженья и мотивов.
I.
Прекрасный век, свершений полон -
Абсурд, победа, счастье, горе...
Но, всё же, понимаешь вскоре:
Идея лучше произвола.
Ведь все стремятся к постоянству,
Хотят спокойствия и мира,
Пусть лучше холодно и сыро,
Чем в кабале при чьём-то чванстве,
Где люди - скот без прав и слова,
Как встарь. Но новые тираны
К господству рвутся неустанно,
Мир повергая в хаос снова,
Чудовищны и самозванны.
Смертельный вихрь проходит мимо,
Сильны истории законы.
С годами возместят уроны,
Пока ж весна, тепла, любима,
И торжествует жизнь на свете,
Полна надежд, свершений, счастья,
Созреет злак, родятся дети,
И сгинут в прошлое напасти,
Что разрывают мир на части
И ставят лжи безумной сети.
II.
Весна. Вернулись те, кто выжил,
С раненьем психики и тела,
Чтоб лад и радость стали ближе.
Живым и павшим так хотелось.
Кто побеждён, кто победитель -
Не так уж важно для народа.
Народ с рожденья не воитель,
Ему для продолженья рода
Нужны земля, моря и солнце,
Любовь, добро, уют, забота,
Мечта, улыбка незнакомца,
И мир. Да только и всего-то.
Война - не часть людской природы,
Она - политиков забава,
Что губят нации, державы,
Служа хозяйским сверхдоходам.
А люди... Выжил - слава Богу,
Родные тоже живы, к счастью.
Привёз трофеи - вот вам здрасти -
Солдату можно лишь немного.
Игрушка дивная для дочки -
Шкатулка с примой-балериной,
С ключом, пружиной на замочке,
Подарок милый и невинный.
Завёл - и музыка играет,
И забываешь все невзгоды,
Услышишь - сердце замирает:
"Всё, милый Августин, уходит".
Крутила девочка игрушку
В руках, и к сердцу прижимала,
Ложила ночью под подушку...
Подарок с фронта - так не мало!
С собой во двор боялась даже
Брать это чудное творенье.
Не потому, что мать накажет,
А просто так, для сохраненья.
Гипноз крутящейся фигурки
Всё ж не владел сознаньем детским:
На основании шкатулки
Блестела надпись на немецком.
Витала фраза будто в небе,
И душу девочке терзали
Те звуки: "Fur mein Lieblingsbaby
Maria Augusta von Saale"(2).
Прочтёт, и сразу взгляд печален.
"Мария... Боже Правый... Тёзка..."
Отец, мусоля папироску,
Сказал: "Нашёл среди развалин."
А у девчушки снова в силе
Вопрос, что тянет нервов нити:
"Жива ли та, кому дарили?"
Железный занавес. Простите.
III.
И в катастрофе кто виновен,
В верхах, конечно, понимали.
Был курс и прям, и безусловен,
Закрывшись, силу созидали.
Создали щит, свою систему
В противовес стремленьям диким,
Чтоб силам тёмным и безликим
На их пути поставить стену.
Года - великие свершенья,
Всё тоньше жир, улыбки шире,
И делали шаги саженьи,
Чтоб пятилетку за четыре.
И жили так семьёй единой,
Курс - на духовность и науку,
Несли дежурства, гнули спины,
В беде протягивали руку.
За деток не переживали,
Формально двери под замками,
Ключи соседям оставляли,
А чаще под половиками.
Обычный люд работал много,
Ведь спрос за это был серьёзный.
И были праведны без Бога,
И шли к победам грандиозным.
Так вырастала наша Маша,
Спокойной, чувственной и милой,
И чем была годами старше,
Шкатулку бережней хранила.
Отец спивался и буянил,
В мороз во двор гонял раздетых,
И, как итог, в хмельном дурмане
С собой покончил пистолетом.
Как у тогдашних многих сверстниц,
У Маши жизнь сложилась просто:
Семья, работа, бедно, честно,
Достойно. Так до девяностых.
А дальше всё не так, как надо:
Взошли продажные чинуши,
Отняв страну, веселье, вклады,
Надежду, волю, правду, душу.
Ну что ж теперь, куда деваться,
Такая чаша всем досталась.
Зато же с миром пообщаться
Возможным сделалось хоть малость.
А с тем и давняя идея,
Что с детства в Маше поселилась:
А вдруг жива на самом деле
Та, что шкатулки той лишилась?
Теперь - спасибо Интернету
(Что может многое, не спорю),
Друзьям, что расползлись по свету,
Мария углубилась в поиск.
И вот, уж в семьдесят с добавкой
Своих знакомых попросила
Разжиться адресною справкой
О той, кто имя то носила.
И, разместив на спецстраницах
Игрушки крупным планом фото,
Ждала, что чудо вдруг свершится,
И ей откликнется хоть кто-то.
IV.
Живёт Мария монитором,
Прошло два года, нет ответов.
Лишь сообщение, в котором
Определённой сути нету.
Ей из Германии знакомый
Прислал письмо: "Таких есть трое,
Но по параметрам искомым,
Прости, не схоже ни с одною".
Надежда плавилась свечою -
Уж столько лет, чему дивиться!
Могла уйти ещё с войною...
Но ночью вдруг письмо из Ниццы
На русском, правда, слог хромает,
Так, знать, программа переводит.
Писала дама пожилая,
Но до Марии смысл доходит.
Та пишет, что недавно дети
Её в больнице посетили.
Шкатулки фото в Интернете
Увидели, в старинном стиле.
И, памятуя про рассказы,
Нашли похожую в Китае,
И привезли в подарок сразу...
Её держу, и сердце тает.
Отец перед войной такую
Дарил, и памятная строчка
Была, и куколка танцует,
Мелодия, и ключ с замочком.
Детей просила, мол, найдите
Того, кто выложил то фото,
И вот, пишу. Вы лишь скажите,
Там есть ли надпись? И всего-то...
И подписалась мелко, скромно:
"Мария Августа Вестфален",
А дальше в скобках, будто громом
Средь неба ясного: "фон Зале"...
И затряслась рука у Маши,
Не те в экран вбивает буквы.
Смешалось: дойче, инглиш, рашн,
В глазах то радуга, то тускло...
Не может выразить эмоций,
Напишет строчку и стирает,
И слёзы слепят ярче солнца...
"Хвала Богам, тебя нашла я..."
И фото надписи на почту
Немедля тёзке отправляет.
И та, без лишней проволочки,
С Марией видеться желает.
Детали: время, город, адрес,
И телефонные контакты...
И дни до встречи показались
Годами долгими по факту.
Договорились, что из Ниццы
Мария Августа приедет,
Но не резон остановиться,
Всего предаться лишь беседе.
Увы, болезнь не позволяет,
Необходимы процедуры,
Надежду слабую вселяют
Возможности аппаратуры.
Сан Жорж - больница неплохая,
К тому же климат, море, солнце...
А с тем, Марию повстречает,
И в тот же день назад вернётся.
Ну что же, раз такое дело!
И вот Мария на вокзале
Стоит, прижав шкатулку к телу,
Ждёт тёзку - Августу фон Зале.
V.
И, как симфонии развязка,
Свистят колёса тепловоза.
Её, сухую, на коляске,
Мужчина в клетчатом вывозит.
Седая, тощая, больная,
Рот обрамлён глубокой складкой,
У мутных глаз слеза сверкает,
В которых радость, боль, загадка...
Подходит Маша, ног не чуя,
Сдавило горло - слов не скажешь.
И обняла мечту живую,
Даёт шкатулку: "Это Ваше..."
Та ж "Oh mein Gott"(3) всё причитает,
Стучит ладошкою костлявой
Ей по спине, слезу глотая,
И шепчет на своём картаво.
Мужчина тоже прослезился,
Как оказалось - переводчик.
Он благородно согласился
Сопроводить, что мило очень.
В кафе присели придорожном,
Где, правда, похвалиться нечем.
Но побеседовать, всё ж, можно,
Кафе - вторично в этой встрече.
И немка Маше рассказала
Про ужас давних тех событий:
"Война калечила немало
Таких, кто вовсе не воитель.
А люди - скот, убийцы, звери,
Их дикость страхом лишь уймётся.
Отсюда жуткие потери,
И горе выпито до донца.
Войдут в историю сюжеты,
Их победители напишут.
Но правду ведает при этом
Лишь Он, кто восседает выше.
Для остальных есть пропаганда,
Где победитель благороден,
Когда в реалиях он - банда,
И это есть в любом народе.
Невинных главного лишая,
Рождая смерть и разрушенье,
Убийцы кровь с землёй мешают
Под видом мира и спасенья.
Мозги их там, за океаном,
А щупальца по всей планете.
Но люди слепы, как ни странно,
И правду мало кто заметит.
Кто замечает, тех изводят,
Таких стремятся уничтожить.
Другим удобнее в дремоте
Служить безумному вельможе.
Когда война до нас достала
Своими грязными когтями,
Хлебнули горя мы немало...
Бесспорно, виноваты сами.
Но дети в чём же виноваты?!" -
В лице фон Зале изменилась, -
"Домой к нам ворвались солдаты,
Мне пять, я под кровать забилась.
Они искали здесь кого-то,
Орали грубо, маму били,
Сломали двери и ворота,
Из дома что-то выносили,
Потом над мамой издевались,
Она кричала и рыдала,
А эти звери лишь смеялись,
И мать сознанье потеряла.
Мне сильно выть хотелось воем,
И в рот толкала борт тужурки...
Её насиловали трое,
Один забрал с собой шкатулку..."
В слезах фон Зале замолчала.
И Маша с ужасом глядела
На собеседницу. Предстала
В глазах картина та всецело...
Такой позор родимой крови! -
Мысль об отце мелькнула быстро, -
Могла же быть ещё и совесть
Причиною самоубийства...
Фон Зале горько улыбнулась,
И слёзы вытерла салфеткой:
"Ведь столько лет уже минуло,
Была девчушкой-малолеткой,
А всё стоит перед глазами,
Отображается в сознаньи:
И кровь по полу ручейками,
И тело мамы без дыханья..."
К себе прижала тёзку Маша,
Обеим легче стало, вроде.
С улыбкой хором спели даже:
"Всё, милый Августин, уходит..."
Поговорив ещё немного,
Рассталась с Машею фон Зале
С теплом, душевностью. Но строго
Принять шкатулку... отказалась,
Чтоб на тот свет уйти спокойно,
Не воскрешать воспоминаний.
Затем прощание в вагоне,
И поезд в путь умчался дальний.
VI.
Проходит жизнь, года уходят,
Текут то медленно, то быстро.
Но тень войны по старой моде
Опять над странами нависла.
Кому мешаем мы, славяне,
Похоже, лишь дурак не знает,
Но меж собою бьются Вани...
Нет, на земле не будет рая!
Ложатся в поле штабелями,
Горят, не думая: "А прав ли?"
А за спиной - враги с рулями,
И только травля, травля, травля!..
Так, поздней осенью дождливой,
В наградах, радостный, под зонтом,
К семье, теперь уже счастливой,
Мариин зять приехал с фронта.
Привёз домой планшет-игрушку,
Слегка потёртый, сколы с краю,
Из побеждённой деревушки,
В подарок дочке, "Пусть играет"...
И с тем старушку навестили,
А ей, хоть радостно за зятя,
Но сколько с двух сторон в могиле
По воле подстрекавших сзади!
Мария это понимала,
И страх терзал её при этом
За близких... Что же с миром стало!
Вдруг...
внучка хвалится планшетом...
У Маши мысли все смешались,
И пронеслись перед глазами
Шкатулка, кровь, отец, фон Зале
В слезах на бездыханной маме...
Теперь и зять, в бахвальной позе
Геройски врёт, заливши зенки...
И грудь тисками будто сводит...
Она без чувств сползла по стенке.
..........................................................
В больнице к Маше допустили
Родных не скоро. Те ж не знали,
Что ей причиной послужили
Переживания фон Зале.
Не ясно, по какой причине
Она им тайну не раскрыла.
Возможно, что отец повинен,
Марии просто стыдно было.
И навещать пришли семьёю,
С набитым фруктами пакетом.
Тут видит Маша, что в покоях
Стоит и внучка с тем планшетом...
Обмякла вмиг. Ей сразу воду...
Она ж, рукой отбросив кружку,
Шепнула внучке пред уходом:
"Прошу... Верни ему... игрушку..."
И мир покинула без звука...
А в тот же день, в далёкой дали
Господь забрал её подругу,
Марию Августу фон Зале...
(1) - О, милый Августин, всё пропало (нем./австр.). В русской интерпретации: "Ах, мой милый Августин, всё пройдёт, всё"
(2) - Для моей любимой крошки Марии Августы фон Зале (нем.)
(3) - Боже мой (нем.)