прежде, чем станет не больно совсем,
станет ещё больнее.
солнечный пепел на крыши осел,
чувствуешь, как немеет,
как отмирает язык,
изо рта –
звуки
не громче пара.
так подбирается пустота.
так привыкаешь
падать.
небо – в разомкнутых веках штор
вроде души в глазнице.
мир просыпается, чтобы –
что? –
крови твоей напиться
вдоволь –
и лечь
в раскалённый мрак
или
во льды пустыни.
это
ни капельки
не игра,
эхом слова застыли
в горле твоём,
и хоть вой,
хоть пой –
некому
их услышать.
память придёт –
конвоир слепой –
страшной иголкой вышить
страшный узор
на твоей душе,
слёз бы хоть струйку! –
где там…
сон утешенье несёт в ковше
нищим,
больным,
бездетным,
брошенным заживо в эту печь,
впаянным
в грудь системы,
время –
обновка
с мертвецких плеч,
яви прочнее стены,
дух обступившие,
это ад,
все рождены в аду мы,
разве что звёзды
пока горят
вроде,
одну звезду бы
снять с небосвода мне,
скрыть от глаз
в сердце своём,
да что там…
сердце
я ввинчивал в эту грязь,
как старомодный штопор,
чтобы откуда-то
из глубин
вырвать могильный камень –
и захлебнуться
ручьями вин
древних,
я жар руками
зря загребал или нет –
теперь
вряд ли мне кто ответит…
боль – это чтоб человек терпел,
сил не бросал на ветер,
прежде, чем стихнет она,
как сон –
кончится,
сколько ра;з ты
станешь
по-новому невесом,
по-неземному
счастлив…
сколько взойдёт на твоих костях
новых ростков –
без счёта…
листья, как призраки,
вверх летят,
вырвавшись из блокнота.
новую жизнь сочиню себе –
прежних путей не вспомню.
только ожоги
от прошлых бед
не исцелит никто мне.
на волоске
над огнём висел –
и позабыть не в силах:
прежде,
чем стало не больно
совсем
стало
невыносимо.