Про семейные конфликты

Мария Курякина
Когда меня спрашивают о счастливой семейной жизни, я из раза в раз даю простой скучный совет: «Разговаривайте друг с другом». Я действительно не знаю другого пути к пониманию друг друга, поэтому сегодня в очередной раз повторю свою банальную рекомендацию, но сделаю это более художественно и развёрнуто, добавив к нейтральному «разговаривать» тонкие оттенки смысла, которые мне удалось разглядеть в своей собственной семейной жизни.

Иногда в паре случаются разовые неприятные ситуации: недопоняли, забыли, не придали должного значения просьбе, неудачно пошутили, единолично приняли важное решение, забыли отряхнуть с подошвы сапог раздражение и принесли его домой. В этих случаях план действий таков: локализировать и ликвидировать.

Наша задача – побыстрее справиться с неожиданным огнём, а потому нет смысла припоминать другие происшествия двухнедельной давности. Мы локализируем территорию одним событием, чтобы залить её водой здесь и сейчас. Водой может стать шутка, признание неправоты, предложение исправить ситуацию – любой метод хорош, лишь бы обе стороны конфликта почувствовали: «Всё, ситуация завершилась. Я искренне прощаю и искренне прощён. Нам нечего припоминать друг другу».

Бытовой пример последних дней: я пекла пирожки, ребёнок под боком рассыпал муку, а муж говорил по телефону в другой комнате. Я сердилась: у меня ответственный момент и, судя по горелому запаху, что-то пошло не так, а тут, понимаешь ли!.. Крикнула мужа и с обычно не свойственным мне темпераментом итальянской хозяйки стала объяснять, что им за такое поведение полагается шиш с маслом, а не пирожки. Муж стал исправлять ситуацию (вытирать муку и ребёнка), объяснять контекст (звонок был очень важным) и даже умудрился признаться мне в любви (ты даже злая ну такая красивая). Невольно подобрев от своей ослепительной красоты (ага, знаем мы эту красоту с тестом в волосах и в фартуке, не завязывающемся на восьмимесячном животе), я снизошла до признания собственной неправоты (ну, не так уж и много муки просыпалось). И, хоть пирожки получились неубедительными, даже обычный чай с дыркой от бублика был на удивление хорош, потому что мы смеялись. Потому что успели потушить пожар прежде, чем кто-то успел обжечься. Потому что ерунда какая-то – ссориться на пустом месте, ведь правда?

Гораздо сложнее дело обстоит с конфликтами затяжными, с темами-горами. Они грозно возвышаются над равнинами семейного мира и кажутся вечными, неразрешимыми, загораживающими солнце счастья. Что это может быть? Никак не решаемая тема финансов: кто-то привык к спонтанным тратам из общего бюджета, а кто-то – к чёткому планированию и раздельному бюджету; в чьей-то семье казначеем был папа, а в чьей-то – мама; у одного из супругов нет доходов, и он чувствует себя зависимым попрошайкой. Больной может быть тема физической близости: она не понимает, зачем ему это нужно; он не понимает, как доставить ей удовольствие; кого-то ранят отказы, кто-то боится проявить инициативу, и страшно облечь подсознательные обиды даже в мысли, не говоря уж о словах. У многих болит тема родителей: они неуместно вмешиваются и критикуют; они не хотят общаться с внуками, и это трудно принять; они высасывают из молодой семьи деньги и силы; мама никак не отпустит сына, папа никак не доверится избраннику дочери. Может болеть тема детей: их отсутствие или присутствие, разные методы воспитания, просто их плохое поведение или самочувствие. Может болеть тема реализации, общения, хозяйства, места жительства, религиозных взглядов и чего угодно.

В нашей семье инициатором «а давай поговорим о тяжёлом и больном» обычно являюсь я. И даже для моего невероятно чуткого и эмпатичного мужа это всегда испытание. Я вижу, как тяжело ему погружаться в ледяную воду неприятных тем. Поэтому что «ну сейчас же всё хорошо, Маш, механизм работает и едет, зачем снова разбирать его на печальные винтики, давай лучше сыграем в шахматы и обсудим последние прочитанные книги».

Было время, когда я сомневалась: «И правда, оно нам надо?» Может, терпение, смирение и замалчивание – тоже хорошая тактика? Может, добропорядочные христианки берегут мужей от своих внутренних драконов? Методом проб и ошибок я поняла, что тактика «молчи и смиряйся» нам не подходит. Во-первых, потому что при этой тактике есть две стратегические потери – моё счастье и, как ни странно, моя любовь к мужу. Потому что по-женски трудно любить того, кому не открываешь своё сердце. А во-вторых, потому что мой муж – не хрупкий мальчик, он – глава семьи, и для принятия важных решений ему нужно понимать текущую обстановку. Ему хватает сил вывозить и себя, и меня, и все остальные вагончики поезда нашей чебанчиковой семьи. А я? А я уважаю, восхищаюсь и стараюсь не раскармливать внутренних драконов до пугающих размеров.

Когда я в очередной раз незаманчиво предлагаю «поговорить», муж знает, что «надо, Федя, надо». Он никогда не поймёт, почему это так важно для меня, но он мне верит. Верит, что я – адекватный в обычное время человек – не издеваюсь над ним, не требую чего-то избыточного или невозможного. Более того, его вера подтверждена опытным путём. Потому что в копилочке наших побед уже есть испарившиеся горы когда-то неразрешимых конфликтов. То есть я не просто бессмысленно вожу его по кругу мировой печали, я действительно хочу исцелиться, найти выход и сказать: «Помнишь, как раньше в этой теме было тяжело и беспросветно? А сейчас – легко и радостно, мы стали гораздо ближе, каждый искренне доволен и больше не чувствует себя обделённым, правда? А всё потому, что ты, мой золотой муж, был рядом, был открыт к диалогу и не пугался моих тараканов. Я самая счастливая женщина на земле». Мне кажется, что это – вспоминание уже совершённых побед и благодарность за них – здорово поднимает боевой дух даже в самые непростые минуты.

Я стараюсь беречь мужа. Для меня это значит не «оградить от трудных диалогов», а «создать для трудных диалогов максимально благоприятные условия». И первое условие – это подходящее время. Тема большая, тема сложная, нам с ней ещё жить да жить. Она, к сожалению, никуда не убежит, поэтому нет смысла обсуждать её вот в эту самую минуту, если эта минута нам не подходит. А ведь обычно обострение случается в самое неподходящее время: вечером после рабочего дня, утром после бессонной ночи, в моменты безрадостной апатии и весеннего авитаминоза. В эти минуты я стараюсь удержать готовый пуститься в пляс язык в пределах зубной крепости: «Мы обязательно это обсудим, но потом». Да, идеального времени для трудных тем, как и для других нелюбимых дел, не бывает. Но в солнечный день, когда все выспавшиеся, сытые и относительно свободные, к этому грузу не добавится груз усталости и раздражения.

Первая и самая трудная часть Марлезонского балета – мои чувства. Это долгий иррационально-ассоциативный ряд ситуаций, детских воспоминаний, бредовых «мне показалось» и нелепых «я подумала». В общем, хорошо знакомое многим женщинам «ниоткуда не пойми неизвестно что взялось». Каждый раз я предваряю эту часть напоминанием: «Сейчас – просто слушай, я буду говорить глупости и плакать, но не нужно никуда бежать и никого спасать. Слушать – это уже огромная помощь».

Даже в этом словесном потоке я стараюсь быть бережной и не говорить ничего такого выразительно-убийственного, чтобы с содроганием вспоминалось им всю оставшуюся жизнь. Да, я припоминаю его обидевшие меня поступки, но делаю это с позиции презумпции невиновности. «Я знаю, ты не хотел ничего плохого, но я услышала твои слова сквозь призму одной детской истории, а потому они меня очень сильно обидели».

Ещё в подростковом возрасте меня впечатлили слова одной сплиновской песни: «Твои солёные слёзы, кислые мины, душные речи, / Весь этот бред! / Я умираю со скуки, когда меня кто-то лечит!» Моё кредо: не лечить. Не манипулировать, не стыдить, не душить. Наверное, получается не всегда, но описанный в песне процесс всё равно не про нас, потому что есть одно «но»: мой муж меня любит. И то, что я выплакиваю боль в самое родное на свете плечо, – не бред, а жест доверия и одна из частей нашей любви.

После эмоциональной части я говорю: «Всё». То есть, конечно, я могла бы говорить часами, но основной поток слёз иссяк. Обычно самое горячее, больное, звучащее шарманкой в голове умещается в 20 минут эфирного времени. Тяжёлые 20 минут, но, если отойти на пару шагов и посмотреть на карту семейной жизни издалека, то 20 минут оказываются не такой уж большой платой за мирный потолок над мирными стенами.

Потом я говорю: «Что ты об этом думаешь? Что ты об этом чувствуешь?» Часто он говорит: «Мне нечего сказать, но я тебя услышал». Или выражает свои чувства, например, так: «Я очень устаю в последнее время, особенно напрягает недописанный диплом». И всё. То есть его рассказ о чувствах короче, чем моё название речи «О великой женской усталости, которая свалилась мне на плечи такого-то мая позапрошлого года, когда...».

Раньше это малословие было для меня огорчительным, я ждала взаимной тирады, ведь «мы же друзья». А потом я вдруг поняла, что я-то – не сильная могучая глава семьи, я-то не вывезу плачущего 20 минут мужчину. Поэтому я бесконечно благодарна, что муж говорит о чувствах и открывает сердце, но делает это так лаконично и по-мужски бережно, что обрывает себя фразами «ладно, не буду тебя этим грузить». Его чувства совсем другие, они навеяны внешним миром: люди, обязанности, дела, политические ситуации. Он такой другой и такой любимый, Господи, какой же он любимый! (Чувствуете, как легко дышится и пишется выговорившейся женщине?).

Вторая и заключительная часть Марлезонского балета – обсуждение конкретных действий. Я стараюсь заранее придумать внешних драконов, о борьбе с которыми попрошу. «Как видишь, с материнской ролью у меня внутри пока что сложно. Все эти чувства уйдут не скоро, но для меня будет огромной помощью, если ты сможешь мыть ребёнку голову. Он так кричит, что я просто взрываюсь. А у тебя здорово получается его организовать и отвлечь». Предельно конкретно, абсолютно реально, логически аргументированно. И сказано на общечеловеческом языке, а не на эльфийском диалекте женских чувств. Для мужа это почти как подарок – наконец-то мы перешли в понятную ему сферу любви-поступков. Да для тебя, родная, я не только детскую голову, я даже то, что под памперсом, помою! Люблю тебя. И я тебя. Занавес.

И на какое-то время сезон балетов закрывается. Потому что нам с этим ещё жить да жить. Потому что мы приняли маленькие решения и наблюдаем, как они изменят нашу жизнь. Потому что кроме тяжёлых тем у нас есть недоигранные шахматы и недосмотренные фильмы.

Конечно, любая инструкция по отношениям выглядит искусственной и какой-то бездушной. В реальной семейной жизни нет математических расчётов, всё гораздо гибче и вариативнее. Но перечитываю свою кособокую проекцию нашей жизни и улыбаюсь: «Как же я тебя люблю».