О доле братней...

Николай Мышев
    ( из поэмы «Три вокзала»)

1.
Не помню я житейских тягот,
Лытал за мамкиной спиной:
Салютовал под алым стягом,
Гордился родиной, страной!
Коврижку грыз за три копейки
И не тужил о нищете,
Когда шагали телогрейки
По Колыме и Воркуте…

Мне и годков-то было мало,
Чтоб озадачиться всерьёз,
Что пачка Беломор-канала –
Не просто пачка папирос!
Не о себе, о доле братней,
И не для красного словца, 
На страх и риск примерив ватник,
Пишу... от первого лица:

2.
Я не всегда шатался праздно
По трём вокзалам, по судьбе
Меня кидало всяко-разно
От сточных ям и до небес.
Мыл золотишко на Джугджуре –
Судьбу на бдительность пытал.
То в волчьей, то в овечьей шкуре –
Сегодня здесь, а завтра там.

Котомку в зубы, ног не чуя,
Бежал, чтоб камнем лечь на дно,
Стряхнув с души хомут и сбрую.
Куда? – Неважно! Всё равно!
На пару лет почивши в бозе,
Доил ангарскую сосну
В каком-то дальнем химлесхозе.
Сорил деньгой! Бросал жену!

Бродяжил вовсе не от лени,
Бодрили дух избыток сил
И злая жажда приключений,
Я их нередко находил –
То, по горячке попадая
В какой-то энский райотдел,
И остывал потом годами,
Покуда в клеточку глядел.

Резона нет роптать на долю –
Не тот расклад! Не та статья!
Мы сами выбираем роли,
И каждый сам себе судья.
Порой мелькнёт в статье описка –
Плюс-минус пара-тройка лет…
А кто из нас не в группе риска,
И зарекаться проку нет!

Рискнув с приятелем на пару,
Я задержался в той дыре,
Где Короленко «Сон Макара»
Писал при батюшке царе,
И, положась на божью милость,
Смирив гордыню, пас телят
Там, где Макару и не снилось –
Где бьют и плакать не велят!

Приют суров, но я везучий,
Привык держать по ветру нос,
И ветерок развеял тучи,
Когда почил кремлёвский пёс.
Бежит, шуршит дорога-змейка,
Поёт и ёкает душа.
Эх, жизнь-кума, судьба-злодейка,
Ну, до чего ж ты хороша!

Я окунался в гущу жизни
С презреньем к длинному рублю,
На благо матери-отчизне
Спешил туда, куда пошлют!
Не выбирал путей окольных –
В Афганистане и в Чечне
Кровь проливая добровольно,
Как, впрочем, на любой войне.

Имел ранения на Финской
И на Великой Мировой,
Контужен под Наро-Фоминском –
Сам удивляюсь, что живой!
Я пропадал душой и телом,
А всё ж не сгинул, не погиб
И рьяно принялся за дело,
Когда вернулся без ноги.

Копал якутские алмазы,
Уран лопатил, лил чугун,
В забой спускался, в петлю лазал,
Запойно пил, валил тайгу.
Жил на судьбину не в обиде –
Пахал! Ковал! Рожал! Растил!
Любил!.. Но чаще ненавидел…
Прощал!.. Прощал, но не простил! –

3.
«Пять лет – без права переписки!
Пятнадцать! Двадцать! Всех в расход!»
Пишу письмо родным и близким
В голодный двадцать первый год.
Пишу в голодный тридцать третий
Больную исповедь бича…
Никто, конечно, не ответит –
Никто не хочет отвечать!

За перекопы, за окопы,
За прозябание в грязи!..
За двери в рай (окно в Европу) –
И до сих пор ещё сквозит!
За присный пресс державной лапы,
За нищету, за мордобой!
За то, что гнали по этапу
И хоронили без гробов!..

Так и пишу: Простите, братья,
За прегрешения мои!
На нас духовное проклятье –
Жить, пребывая в забытьи!
Христом молю, простите, сёстры –
За то, что в суете мирской
Бурьяном заросли погосты
Короткой памяти людской!..

Простят ли? Вряд ли! – Им навеки
Уста сковала мерзлота...
Мы вспять поворотили реки,               
И к звёздам тужимся летать.
Взросло Величие России 
На их поруганных костях.
У них прощенья не просили –
Вот потому и не простят!

4.
Надежды радужные стяги
Полощет ветер перемен.
Даже тунгус, жующий ягель,
Себе как будто на уме...
Но широка ещё держава!
И много в ней полей и рек!*
И деток бабы нарожают –
Для новых войн и лагерей...

Спеши, непомнящий зачатья,
Сказать спасибо, что живой!*
Ведь в скрепе гербовой печати –
Залог печали гробовой!
О грань спряженья дня и ночи,
О преткновения углы
Орёл двуглавый клювы точит –
Две головы и обе злы!

Крылатый хищник, жрущий падаль,
Раздвоил откровенно лик!
Поэт в России в роли гада –
За свой раздвоенный язык…
Я  не Судья и не Спаситель –
Сын безымянного отца.
И не пишу, дышу: Простите! 
За всех!.. От первого лица...