В тебе он зрел не рай — пустыню:
простор бескрайний, зной и жар.
Он осквернил мою святыню,
забыл о ней и убежал.
Он не хотел тебя украсть.
Я точно знал. Лишь одолжить:
сжимая руку у запястья,
гнул браслет в стальную нить.
Он не смотрел на реверс, аверс —
взгляд был прикован не к рукам,
что шеи медленно касались,
сползая ниже в свой бедлам.
Его отточенные пальцы
на бёдрах ставили клеймо
и во втором, и в первом танце,
тесня знак прошлый в slow mo.
Он знал, что ты на всё готова.
Не церемонясь. Дик и груб.
Я не хочу писать ни слова
о даже лёгкой встрече губ,
где чуть ли всё до миллиметра
слепить бы мог, не тронув век,
и отличить при шквале ветра
твой выдох лёгкий будто снег.
Под стон едва опавших листьев
мне понятые — фонари
открыли страшную из истин:
я выиграл ревности пари.
Но мне расплачиваться нечем,
пусть я сорвал несметный куш,
увидев, как об его плечи
стираешь гретую мной тушь,
как улыбаешься влюблённо
и ловишь каждый анекдот
не на скамейке стадиона
не от того, кто милый…