Я разбираю на куски, копаюсь в мозге,
От этого почти всегда тошнит.
Я гладкую кору морщиню розгой,
Стихи бьют лбы, как прорубь бьют пешни.
Кто гения увечием увенчан,
Тот поразителен от слова "паразит".
Тот вечен, даже если он моменчат,
И оборзев, лишь больше обозрит.
Я не люблю слова, я ими режу,
Я не филолог, я лингвохирург.
Я в жить переживу любую нежить,
Я сам себе – локальный демиург.
В теплице рос, как из навоза роза
Потом стихами проросли шипы.
От озарения до спермотоксикоза
От рая до матраса, где клопы.
И не нуждаясь более в матчасти,
Духчасть переключая на капслок,
Частенько честен, оттого несчастен,
И зло ряжу в добро, чтоб нам свезло.
Но этого никто не понимает,
Чтоб объяснить, мне надо отупеть.
Тупеть и петь, и пить как дембель в мае,
Чтоб каждый смог понять меня суметь.
Тупею на троих, а то и соло –
Спасибо, что игла хоть не светла –
И воскресаю с помощью рассола,
Вчера подохнув с помощью бухла.
Не обезврежен, не обеззаражен,
Глаголом жгу, а то душу порыв,
И в бочку лжи вам чистой правдой гажу,
Вам там её не видно до поры.
Шинкую правду-матку как капусту,
Её никто не ест, я квашу впрок.
И если свято место ныне пусто,
То на дрожжах заквасится пророк.
В пороке прок я чувствую наитьем,
Как колобок метнувшись из печи,
На небеса могу и взвыть и взмыть я,
Коптится небо с помощью капчи.
Почти поломан прежний ход событий,
Я квашеную правду достаю.
Расквасить красным блёклость жизни сытой.
Очистит красный дождь страну мою.
Я ведаю людей, людей отведав.
И сам был ими поедом едим.
Мы начали опять свой бег сквозь беды,
Чтоб пьяный морок унесло, как дым.
Наведавшись людины до отвала,
К личинам, к личностям теряешь интерес.
Они придатки для меча и рала,
Скот для телеги именем прогресс.
И чтоб спасти – пасти их начинает,
Доить и стричь, и резать людовед.
А я свои стада сдаю в поднайм.
И к музам ухожу. Меня здесь нет.