Иван Котляревский. Энеида. Часть I

Михаил Каринин-Дерзкий
Эней[1] был парубок[2] удалый
И хлопец хоть куды козак,
На всякой грех проворный малый,
Свирепый, дерзкой, как кайсак[3].
Но греки, насовав герою,
Сожгли к хренам собачьим Трою[4]:
Он, взяв котомку, тягу дал;
Побравши кой-каких троянцев,
Шмалёных бритых ободранцев,[5]
Из Трои дропака задал.

Он, быстро надолбивши чёлны,
Их к морю синему сволок
И, насажав троянцев полны,
Куда глаза глядят утёк.
Но злая Гера,[6] сучья дочка,
Израскудахталась, как квочка,[7] —
Энея не любила — страх;
Давно уж стерьва та хотела,
Его чтоб душка полетела
К чертям и — чтоб и дух не пах.

Эней был о как не по сердцу
Злой Гере — всё её бесил;
Был для нея горчей он перцу,
Челом ей в ноженьки не бил;
Но пуще тем ей не взлюбился,
Что, вишь ты, в Трое народился
И мамой звал Венеру-бл*дь[8];
И что его покойный дядя,
Парыс,[9] Приямово дитятя,
Венере яблочко смел дать.[10]

Повидела Юнона с неба,
Что пан Эней с братвой в дубках[11];
А то шепнула сука Геба[12]...
Юнону обнял велий[13] страх!
В салазки павушку[14] заклала,
Волосья кычкой[15] повязала,
Чтоб не светилася коса;
Шнуровку,[16] юбку нацепила,
Хлеб-соль на блюде прихватила,
К Эолу[17] мчалась, как оса.

«Здоров, Эоле, пане-свату!
Ой, жив ли, крепок? как живёшь? —
Вошед сказала она в хату. —
Никак гостей ты, старый, ждёшь?..»
Поставила тарелку с хлебом[18]
Пред тем Эолом, старым дедом,
Сама же села у дверей.
«Будь ласков, сватоньку-старику!
Ой, сбей Энея с панталыку,
Плывёт по морю изверьг сей.

Ты знаешь, он каков паскуда,
Разбойник, горлорез и хам;
По свету бродит он покуда,
Ох, много бед вчинит людям.
Пошли ему ты горе злое,
Чтоб кодло всё его лихое
Подохло и чтоб с ним Эней...
За это ж девкой чернобривой,
Румяной, сочною, красивой
Тебя я подарю, ей-ей».

«Гай-гай![19] ой, дий же его кату![20] —
Эол, нахмуряся, сказал. —
Всё б сделал я за эту плату,
Да ветрам всем отгул я дал:
Борей с похмелья тын бодает,[21]
А Нот на свадьбе пьёт, гуляет,
Зефир же, старый негодяй,
С девчатами заженихался,
А Эвр подёнщиком нанялся, —
Хоть самому себя впрягай!

Да для тебя уж обещаюсь,
Энею дам я по шеям;
Я быстро, мигом постараюсь
Загнать в багно[22] его к чертям.
Прощай! — скорее ж убирайся,
Без дивчины — не возвращайся!
Смотри, со мною не балуй!
Коли соврёшь, то хоть обсерься,
Потом на ласку не надейся,
Тогда с меня получишь... шиш».

Эол, на баз[23] ушед из дому,
Все ветры ко двору собрал,
Велел жерстокому быть шторму...
И налетел на море шквал!
Всё море тотчас закипело,
Взбурлило, вздулось, зашумело,
Эней благим матком вскричал;
Заплакал, зарыдал, забился,
Весь подрался́, ума лишился,
Аж струп на темени всчесал.

Прокляты ветры раздрочились,
А море — воет и ревёт;
Слезами козаки облились,
Энея оторопь берёт;
Все челноки их расшвыряло,
И много войска здесь пропало;
Тогда набрались все сто лих![24]
Эней орёт: «Что я Нептуну,
Три гривны[25] денег в руку суну,
А лишь бы в море шторм утих!»

Нептун матёрый был хапуга,
Услышь Энеев голосок;
Метнулся из голбца,[26] жидюга,[27]
Три гривны для него кусок!..
И впопыхах седлавши рака,
Понёсся, яко в бой рубака,
И всплыл из моря, как судак.
Загрохотал на ветры грозно:
«Чего гудёте вы так розно?
Геть[28] с моря! кыш! мать вашу так!»

И тут же ветры менжанулись
И ну текать все, как хорьки;
До лясу,[29] как ляхи́,[30] сыкнулись,
По норам наперегонки.
Нептун же вмиг достал метёлку
И вымел море, как светёлку,
И солнце глянуло на свет.
Эней как будто б вновь родился,
Раз с пять небось перекрестился;
Велел приготовлять обед.

Шалёвки[31] из сосны настлали,
Харчей разлили казанок;
Что бог послал босо́те, пхали
В голодный, чавкавши, гудок.
Тут с салом галушки́[32] хлебали,
Лемешку[33] и кулеш[34] глотали
И бражку пили там ковшом;
Да и горелочку хлестали, —
Из-за стола насилу встали
И спать все полегли гуртом.

Венера — шлёндра записная,[35]
Курвяга, чёрт её не взял! —
Повидела, что так, стращая,
Эол сыночка загонял;
Умылася, прихорошилась,
Как к празднику, вся нарядилась,
Хоть бы на танцы под гармонь!
Взяла очипок грезетовый[36]
И кунтуш[37] в складочку шелковый,
Пошла к Зевесу[38] на поклон.

Зевес в то время ел сивуху[39]
И волжской сельдью заедал;
Он, уж седьмую съев осьмуху,[40]
Подонки[41] в чарку выливал.
Пришла Венера, рот скривила,
Заплакав, сопли напустила
И ну рыдать навзрыд пред ним:
«Чем пред тобою, милый тату,
Такую сын снискал мой плату?
Вишь, как мячом, швыряют им.

Куды ж ему до Рима, папо?[42]
Уж разве сдохнет чёрт во рву!
Вернётся в Крым пан хан с этапа,[43]
А в жёны сыч возьмёт сову.
Уж разве б не твоя Юнона
Влепила хлопцу макогона,[44]
Что до сих пор блеёт козлом!
Вели ей, чтоб не петушилась,
Заткнулася и не бесилась,
Дай ей наказ ты свой об том».

Юпитер, всё допив из кубка,
Огладил свой рукою чуб:
«Ох, дотю, ты моя голубка!
Я в правде твёрд и прям, как дуб.[45]
Эней создаст могучье царство
И заведёт своё там панство;
Не малый будет он панок.
Весь мир к ногтю понагибает,
Полки там хлопцев настрогает
И всем им будет гетьманок.[46]

Заедет он к Дидоне[47] в гости
И будет у́ ней пировать;
Полюбится ея он мости[48]
И будет клинья подбивать.
Ступай, небого,[49] не крушися,
Попосться, доню, помолися,
Всё будет так, как я сказал».
Венера низко поклонилась
И нежно с батенькой простилась,
А он её поцеловал.

Эней прочухался, проспался,
Босо́ту поднял всю на сбор,
Совсем собрался и уклался,
Доколь видать, впрямки попёр.
Всё плыл и плыл... аж затошнило,
И море так ему постыло,
Что на него смотрел, как волк.
«Когда б, — речёт, — погиб я в Трое,
Уж тут не пил бы водки злой и —
И зря б свой век так не волок!»

Потом до берегу доплывши
С троянской голытьбой своей,
Он, с чёлнов на́ землю ступивши,
Спросился, есть еда ль у ей?
Чего-то здесь тогда поели,[50]
Чтоб на пути не пошалели;
Пошли, куды кто подался.
Эней по берегу поплёлся,
И сам не знал, куды он пёрся,
Ан глядь — и в город приперся.

Во граде том жила Дидона
(А звался Карфагеной град),
Богата, справна и смышлёна,
Той паньи выше нет наград:
Хозяйственна, трудолюбива,
Хватка, бойка, статна, красива,
И — бедная при всём вдова;[51]
Она по городу гуляла,
Когда троянцев повстречала.
Рекла такие им слова:

«Откуд такая это шушваль?
А кто вы? с Дону чумаки?[52]
Молельцы божьи?[53] сволоч ушлый?
Куды бредёте, босяки?
Какой вас бес сюды направил?
И кто до городу дочалил?
Какая ж шайка харцызяк!»[54]
Троянцы все забурмотали,
Дидоне низко в ноги пали,
А вставши, молвили ей так:

«Мы все, как вишь, народ крещёный,
Без доли — бродим, как цыган,
Мы в Трое братской урождённы,
Завёл нас в блуд наш атаман;[55]
Наклали греки нам по жбану
И самому Энею-пану
Геть дали чёботом[56] под зад;
Велел родную кинуть Трою,
Увёл цыганствовать с собою...
Теперь нам нет путя назад.

Помилуй, пани благородна!
Не дай погибнуть головам,
Будь милостива, будь незлобна,
Эней спасыби скажет сам.
Видала ль, как мы ободрались!
Исподне, поршни[57] все порвались,
Набрали полны вшей штаны!
Кожухи,[58] свыты[59] растеряли
И с голоду в кулак свистали,[60]
Хлебнули вдосталь горя мы».

Дидона горько зарыдала
И с белого свово лица
Платочком слёзы обтирала:
«Когда б, — сказала, — молодца
Энея вашего сцапа́ла,
Уж бы тогда весёлой стала,
Тогда б был праздник светлой б нам!»
Тут пульк — Эней, как будто с неба:
«Я тут, мадам, когда вам треба!
Дидоне поклонюся сам».

Засим с Дидоною, обнявшись,
Лобзались в губы всласть вдвоём;
За ручки беленькие взявшись,
Калякали о том, о сём.
Пошли к Дидоне до порогу,
К ея царицыну чертогу,
В светлице — сели на полу;[61]
И пили в радостях сивуху,
И ели вурду[62] и макуху,[63]
Поколь позвали их к столу.

Тут розны кушанья едали,
И всё из мисок обливных,[64]
И яства лучшие вкушали
С тарелок новых кленовых:
Свинячью голову ко хрену,
Засим лапшу на перемену,
Потом с подливкой индюки;
На закусь был кулеш и каша,
Зубцы,[65] лемешка, путря,[66] кваша[67]
И с маком, с мёдом шулики.[68]

И пили кубками сливянку,
Мёд, пиво, брагу, квас, портвей,
Простую водку и калганку,[69]
Курился анброй[70] можжевель.
Бандура[71] горлицу[72] бренчала,
Сопилка зуба[73] здесь свистала,
Дуда[74] играла по балках;[75]
Санжарку[76] скрыпачи играли,
Кругом девчата танцевали
В дробушках,[77] в свитках, в сапожках.

Сестра была у паньи Галя,[78]
Заправду девка хоть куды,
Форсунья,[79] шустрица и краля, —
Пришла и панночка ж сюды
В червонной кохточке из байки,[80]
В запаске яркой из китайки,[81]
В монисте, в лентах и колтках;[82]
Кружась, плясала изгибаясь
И пред Энеем, наклоняясь,
Под дудку била третьяка.[83]

Эней и сам так расходился,
Как на аркане аргамак,[84]
Что сдуру чуть не надсадился,
Пойдя бить с Галею тропак.[85]
Подковки об пол забряцали,
Поджилки с плясу задрожали,
Выстрыбывавши гоцака.[86]
Эней, мотню в кулак прибравши
И не до солы[87] припевавши,
Садил вприсядку гайдука.[88]

А после танцев варенухи[89]
По доброй чарке поднесли;
И молодицы-щебетухи
Тут тары-бары развели;
Дидона крепко зашалила,
Кувшинчик с водочкой разбила;
Братва ж до одури пила.
Весь день гуляла, веселилась
И спать вся пьяная свалилась;
Энея ж — еле увела.

Эней на печь залез поддатый,
Зарылся в просо,[90] там и лёг;
Кто ж захотел, побрёл до хаты,
А кто в хлевец, а кто под стог.
А кой-кто так медку хлебнули,
Что где упали — там уснули,
На всю деревню храп гудёт!
Лихие ж молодцы гуляли,
Покуда петухи вскричали, —
Хлебали всё, лилось что в рот.

Дидона рано поднялася,
Кваску с похмелья попила;
Засим красиво убралася,
Как бы в кабак на танцы шла.
Взяла кораблик[91] алтабасный,[92]
И юбку с кофтою атласной,[93]
И нацепила жемчужок;
Сапожки красные обула,
Станок запаской обвернула,
А в руки — набивной платок.[94]

Эней, как с бодунца проспался,
Кусил солёный огурец;
Потом умылся и убрался,
Как к девкам бравый красавец.
Ему Дидона подослала,
Что от покойника украла:[95]
Шарвары,[96] пару сапожок,
Рубашку и жупан тафтяный,[97]
Черкеску,[98] шапку, пояс льняный,[99]
И чёрный шёлковый платок.[100]

Одевшись, сызнова сошлися,
Друг с дружкой стали ворковать;
Наевшись, заново взялися
С утра до вечеру гулять.
Дидона ж страстию вспылала
К Энею так, что и не знала,
Что делать ей и как ей быть;
Точила всякие балясы
И подпускала к нему лясы,
Энею только б угодить.

Она придумала затею,
Эней чтоб веселей наш был,
И чтоб вертелся ближе с нею,
И горе чтоб своё забыл:
Платочком глазки завязала
И в жмурки с ним резвиться стала,
Энея лишь бы изловить;
Эней же с ходу догадался,
Кругом Дидоны тёрся, мялся,
Её бы лишь вдовлетворить.

Здесь в игры всякие играли,
Кто как и кто во что хотел,
Здесь журавля[101] одни скакали,
А кто от козачка[102] потел.
И в крещик,[103] в горюдуб[104] резвились,
Не раз в задоре морды бились,
Как заигрались хлопцы в жгут;[105]
В хлюста,[106] в козла,[107] в возок[108] играли
И шашки по́ столу пехали;
Сам чёрт пустой не сыщет кут.[109]

Всяк было день у них похмелье,
Пилась горелка, как вода;
Всяк день пиры, гульба, веселье,
Все пьяные, хоть ткнись куда.
Перед Энеем так, как шавка,[110]
На цырлочках, на задних лапках
Ходила пани всякой день.
Троянцы были пьяны, сыты,
Кругом обуты и обшиты,
Хоть приперли́сь голы, как пень.

Троянцы добре там гуляли,
Склоняли жинок ко грехам.
Все вечерницы[111] посещали,
Щемили девок по куткам.
Сам пан Эней шалунью паню
Сманил попаритися в баню...
Уж было же ж не без греха!
С любови вся она сгорала,
Аж ум последний потеряла,
Хоть с виду ж не была плоха.

Так жил Эней наш у Дидоны,
Забыл и в Рим и крест свой несть.
Здесь не боялся и Юноны,
Пустился пить, гулять и есть;
С Дидоной жил он словно с жинкой,
Узды не чуя, сиротинка,
Резвился, как в селе москаль![112]
Ведь — хрен его ж не взял — удалый,
Красивый, статный, дерзкой, шалый,
И острый, как на бритве сталь.

Эней с Дидоною возились,
Как с смачным салом хитрый кот;
Шалили, бегали, бесились,
Так что лился ж порой — и пот.
Дидоне ж задал раз работу
Он, как с собой взял на охоту,
Да загони их гром в вертеп...[113]
Чёрт знает, что там работа́ли,
Мы за курганом не видали,
В вертепе ж были тет-на-тет.

Не так всё делается споро,
Как быстро глазом подморгнёшь;
Как сказку сказываешь скоро,
Пером в китрадке как писнёшь.
Эней в гостях так долго прожил,
Что позабыть успел сын божий,
Куды его спослал Зевес.
Он года с два там проболтался,
И дольше, верно б, прохлаждался,
Когда б да не подгадил бес.

Взглянул когда-то ненароком
С Олимпа[114] Йовиш[115] и на нас;
И кинул в Карфагену оком,
А там троянской свистопляс...
Разгневался и раскричался,
Что мир весь целый всколебался;
Энея шпетил[116] во весь рот:
«Каким, кобель, он слушал ухом?
Зарылся в патоку, как муха,
Засел, как на болоте чёрт!

Сейчас курьера мне сыщите!
Ко мне чтоб нынче же пришёл;
Глядите ж, крепко хвост прижмите,
Чтоб он в кабак да не зашёл!
Желаю я послать куда-то.
Ишь! мать чертячья пранцевата![117]
Ну ж обнаглел в край наш орёл!
Ещё ж Венера всё свашкует,[118]
Энеечка свово муштрует,
С ума чтоб он Дидону свёл».

Прибег Меркурий[119] запыхавшись,
Рекою пот с Меркурья тёк;
Весь ремешками обвязавшись,
На бошку нацепил брылёк;[120]
На гру́ди — с бляхою лядунка,[121]
А сзади — с сухарями сумка,
В руках — ногайской малахай.[122]
В таком наряде впёршись в хату,
Сказал: «Готовый уж я, тату,
Куда ты хочешь, посылай».

«Беги-ка в Карфаген скорея, —
К курьеру рек Юпитер так, —
И в чувство приведи Энея,
Дидону чтоб забыл чудак.
Пускай оттуда прочь текает
И Рим пусть строить, гад, катает!
Сховался, как в кустах абрек![123]
Когда ж гулять он не престанет,
Цугундер[124] для него настанет, —
Вот так Зевес, прорцы,[125] прорек!»

Меркурий низко поклонился,
Перед Зевесом шляпу снял,
Через порог перевалился,
К конюшне рысью тягу дал.
Швырнувши от себя нагайку,
Запряг он мигом чертопхайку,[126]
Рванул с небес, так что дымит!
И всё кобылок погоняет,
Что коренная аж брыкает;
Помчал, так что возок скрыпит!

Эней тогда, всю выпив брагу,
Свернувшись, на полу храпел;
С прибором клал он на присягу,
Как в хату вдруг Эрмий[127] влетел!
Встряхнул, как сучку, как псяюху.[128]
«Ты что творишь, гад, пьёшь сивуху?! —
Во всё он горло закричал, —
А ну-ка, быстро одевайся,
С Дидоной, глядь, не женихайся,
Зевес поход тебе сказал!

Как понимать сие прикажешь,
Что по сей день ты тут гулял?
Смотри ж, ещё не так запляшешь;
Зевес не в шутку рассерчал;
Получишь живо нахлобучку,
Он даст тебе хорошу вздрючку,[129]
Вот тольк ещё здесь покрутись.
Гляди ж, сегодня чтоб убрался,
Чтоб втихаря отсюда скрался,
Меня второй раз не дождись».

Эней поджал хвост, как трезорка;[130]
Как Каин, так затрясся весь;[131]
Из носу потекла махорка:
Уж он да знал, как крут Зевес!
Метнулся прочь, как угорелый,
Сбирать свой табор окоселый;
Собравши, дал такой приказ:
«Скорее чёлны снаряжайте,
Всё барахло своё сбирайте,
Мандуйте к морю все как раз!»

А сам, в господской дом взбежавши,
Свои лохмотья в куль собрал;
Пожитков скрыни[132] две уклавши,
На чёлн немедля отослал
И дожидался только ночи,
Когда Дидона со́мкнет очи,
Чтоб не прощавшись тягу дать.
Хоть он об ней и сокрушался
И светом целый день гнушался,
Да что ж! вишь, надобно кидать.

Дидона тотчас отгадала,
Об чём грустит сподарь[133] Эней,
И всё план мести измышляла
Чтоб изобресть поковарней;
Из-за печи глазком стреляла,
Прикинясь, якобы дремала
И будто б как хотела спать.
Хорош! — сказал Эней бесстыжий,
И только салом смазал лыжи,
Как вдруг Дидона за чуб хвать!

«Стой, сволочь, сукин сын, паскуду![134]
Со мною прежде расплатись;
Вот задушу, как ту Иуду!
А ну-ка только завертись!
Вот так за хлеб, за соль ты платишь?
Ты на весь свет, кобель, ославишь
Меня с своею голытьбой!
Пригрела на груди гадюку,
Теперь терплю за это муку;
Расстлалася перед свиньёй!

Ты вспомни, в чём ко мне припёрся,
Рубашки даже не имел;
Серяк[135] до дыр весь к чёрту стёрся,
В карманах ветер аж гудел;
Ты ж денег не имел ни гро;ша!
Был без мотни в однех колошах,[136]
И только чудо, что в портках;
Всё порвалося и побилось,
Аж глянуть страм, так всё светилось;
Все поршни — сгнили на ногах.

Иль мало я тебя любила?
Рожна ты, что ли, захотел?
Где ж мать чертячья обольстила,
Чтоб, сволочь, здесь ты не сидел?»
Дидона горько зарыдала,
С сердцов[137] волосья выдирала
И покраснела вся, как рак.
Слюной забрызгала, взбесилась,
Как будто б белены обпилась,
Облаяла Энея так:

«Поганый, подлый, мерзкой, блудный,
Голы́тьба, сволочь, католи́к!
Бесстыдник, пакостный, паскудный,
Крадун, скотина, еретик!
За надруганье за такоя
Как дам леща тебе в мурло я,
Так тут и хапнет чёрт тебя!
И выдеру со лба все бельма
Твои бесстыжьи! демон! шельма!
Трясёсся — так, как цуценя![138]

Мандуй до сатаны с рогами,
Пускай тебе приснится бес!
С твоими сучьими сынами,
Чтоб чёрт побрал вас всех, повес,
Чтоб перед смертью — и не вздохли,
Чтоб без прощенья все подохли,[139]
Не выжил чтоб ни человек!
Чтоб доброй вы не знали доли,
Чтоб злые были с вами боли,
Чтоб мыкались вы весь свой век!»

Эней Дидоны отступался,
Пока не вышел за порог,
А дальше — и не обзирался,
С двора в собачью рысь утёк.
Прибег к троянцам, запыхался,
Обмок в поту, когда б купался,
Как с рынку в бурсу[140] б курокрад;
Засим на чёлн с наскоку севши
И отплывать своим велевши,
Уж не оглядывался взад.

Дидона тяжко захандрила,
Весь день не ела, не пила;
Всё тосковала, всё грустила,
Кричала, плакала, кляла.
То бегала, как в ошаленьи,
То застывала в отупеньи,
Кусала ногти на пальца́х;
А дальше села на пороге,
Вдруг стало тошно ей, небоге,
И силы отнялись в ногах.

Сестру кликнула, Ганну-деву,
Чтоб горе злое разделить,
Дружка оплакать чтоб измену
И сердце малость облегчить.
«Ганнусю, рыбко, душко, любко,
Спаси меня, моя голубко,
Теперь погибла я навек!
Энеем кинута я, бедна,
Как курва самая последня,
Эней злой змий — не человек!

У сердца нету мово силы,
Чтоб я могла забыть его.
Куды бежать мне? — до могилы!
Надёжней нет путя сего!
Я всё ради него попрала,
На стыд и славу наплевала;
О боги! с ним забыла вас!
Ох! дайте зельем мне упиться,
Чтоб сердцу можно разлюбиться,
Утихнуть было бы на час.

Уж нету в свете мне покою,
Не льются слёзы из очей,
Мне белый свет явился тьмою,
Там ясно только, где Эней.
О пострелёнку Купыдоне![141]
Любуйся, как болит Дидоне...
Чтоб ты дитёй ещё пропал!
Все знайте, вдовушки пригожи,
С Энеем кобели все схожи,
Чтоб чёрт неверных всех побрал!»

Так горем бедна убивалась
Дидона, жизнь свою кляла;
И как ей Галя ни старалась,
Ничем помочь ей не смогла.
Сама с царицей горевала,
И слёзы рукавом втирала,
И в кулачок всхлипа́ла свой.
Потом Дидона присмирела,
И выдтить Гале вон велела,
Чтоб всласть наплакаться самой.

Долгонько так погоревавши,
Пошла в постелю отдыхать;
Подумавши там, погадавши,
Вспрыгну́ла ловко на полать.
Взяла из-за́ печи огниво,[142]
Охлопков в пазуху набила
И, кра́дясь, вышла в огород.
Ночною было то порою,
Порою тихою, глухою,
Как спал крещёный весь народ.

Стоял у ней на огороде
В костре на зиму очерёт;[143]
Хоть не по царской то породе,
Да где ж взять дров, коль степь гудёт?
В костре сложён он был, горючий,
Сухой, как порох был уж жгучий, —
Он и сложён был на разжог.
Под ним она кремнём чиркнула,
В охлопках искорку раздула
И развела пожар жесток.

Со всех концов костёр зажёгши,
Разделась там же догола,
Свои в огонь все шмутки сгрёбши,
Сама в костре том пролегла.
Кругом ней пламя полыхало,
Покойницы не видно стало,
Пошёл от ней и дым, и чад! —
Энея так она любила,
Что аж в костре себя спалила,
Послала душу к чёрту в ад.[144]



ПРИМЕЧАНИЯ


[1] Эней — один из героев античного мифа о Трое. Сын Анхиза (у Котляревского на украинский манер — Анхыз), царя города Дардана в Малой Азии, и богини Венеры. После разорения греками Трои уплыл, выполняя волю богов, в Италию и после ряда приключений, составивших содержание "Энеиды" римского поэта Публия Вергилия Марона, положил начало Римскому государству.
[2] Парубок (малорос.) — парень.
[3] Кайсак (киргиз-кайсак) — дореволюционное название казаха; здесь: собирательный образ дикого кочевника.
[4] Троя (или Илион) — древний город-государство в Малой Азии, в районе пролива Дарданелл. В конце XIX в. немецкий предприниматель и археолог-самоучка Генрих Шлиман путём раскопок установил место, где стояла Троя. Воспетый в "Илиаде" Гомера поход греков на Трою, взятие и разорение ими города произошли в XII в. до н. э.
[5] Побравши кой-каких троянцев, Шмалёных бритых ободранцев... — шмалёных, потому что "текали" из горящей родной Трои.
[6] Гера (в римской мифологии Юнона) — жена Зевса (Юпитера), покровительница замужних женщин, покровительница брака. Во время Троянской войны была на стороне греков и преследовала троянцев, осталась их врагом и после падения Трои.
[7] Квочка — курица-наседка.
[8] Венера — в римской (Афродита — в греческой) мифологии богиня красоты и любви, дочь Зевса. Одна из легенд о Венере — её любовное увлечение троянцем Анхизом, к которому богиня явилась на гору Иду в обличье пастушки и родила от него сына Энея. Во время войны с греками помогала троянцам.
[9] Парис (у Котляревского — Парыс) — один из сыновей троянского царя Приама, дядя Энея по отцу, зачинщик пагубной для его родины войны с греками.
[10] Венере яблочко смел дать. — По античной мифологии, к Парису явились три богини — Гера, Афина, Афродита (соответственно у римлян — Юнона, Минерва и Венера) — и попросили быть судьей в споре за яблоко, которое должно было достаться самой красивой из них. Гера обещала отдать ему во владение великое царство — Азию, Афина обещала славу полководца, Афродита — прекраснейшую женщину на земле. Парис отдал яблоко Афродите. При её содействии скрал у одного из греческих царей Менелая жену — прекрасную Елену, что послужило поводом к Троянской войне.
[11] Дубок — плоскодонная лодка, выдолбленная из дуба; чёлн.
[12] Геба — дочь Юноны и Зевса, во время пира преподносила олимпийцам напитки богов — нектар и амброзию.
[13] Велий (церк.-слав.) — великий.
[14] Павушка — уменьш. от пава, самка павлина. У римлян пава — птица Юноны.
[15] Кычка, кичка — старинный праздничный головной убор замужней женщины.
[16] Шнуровка (устар.) — корсет.
[17] Эол — бог ветров, обитал на плавучем острове Эолии.
[18] Поставила тарелку с хлебом... — когда молодая замужняя женщина идёт в гости, то, по обычаю, она дарит хозяину хлеб, притом испечённый в собственной печи.
[19] Гай-гай! (малорос.) — Ай-ай!
[20] Дий его кату! (малорос.) — Возглас, означающий недоумение с досадой. Что-то типа: "Ай-ай-ай! Какая неприятность!"
[21] Имена ветров из античной мифологии: Борей — холодный северный или северо-восточный ветер. Нот — тёплый южный ветер, тихий. Зефир — западный весенний ветер, несущий дожди. Эвр — восточный или юго-восточный ветер, несущий засуху.
[22] Багно — болото; лужа топкая (Котл.)
[23] Баз — хозяйственный двор крестьянской усадьбы; скотный двор.
[24] Сто лих — несчастие, беда (Котл.).
[25] Гривна (устар.) — 10 копеек. Эней посулил дать Нептуну взятку — три гривны. Для бога Нептуна (в "Энеиде" боги — переодетое высшее панство, знать), да и для пана Энея, три гривны — малая сумма. Этим самым подчёркивалось жмотство и жадность Нептуна до денег. Во второй части поэмы, устраивая поминки по отцу Анхызу, Эней бросает черни — от щедрот — полрубля денег ("Полтинку вынув из мошонки, Швырнул в народ, как хлеб, деньжонки..."). Следовательно, и упомянутая сумма взятки богу моря рассчитана на комический эффект.
[26] Голбец — в крестьянской избе: чуланчик возле печи.
[27] Жидюга — здесь: скупой, жадный человек. Вообще же во времена Котляревского слово "жид" было обычным обозначением еврея и не являлось таким оскорбительным, каким оно стало позже. Жидами называли евреев и Пушкин, и Лермонтов, и Гоголь, и другие русские поэты и писатели.
[28] Геть! (простореч.) — Прочь!
[29] До лясу! — Польское идиоматическое выражение, обозначающее стремительное паническое бегство.
[30] Лях (устар.) — поляк.
[31] Шалёвки (польск. szalo;wka) — тонкий тёс, употребляемый на обшивку, а также обшивка из такого тёса.
[32] Галушки — клёцки.
[33] Лемешка — саламата; мучная гречневая похлёбка.
[34] Кулеш — жидкая кашица, размазня, похлёбка, сваренная из пшена, какой-либо другой крупы или муки с салом.
[35] Записной (устар.) — настоящий, всем известный.
[36] Очипок — головной убор замужней женщины в форме чепца, иногда с продольным разрезом сзади, который зашнуровывают, стягивая скрытые под ним волосы. Венера, так же как и Юнона, надела праздничный убор украинской молодицы, но уже другой, более изысканный, яркий, как подобает богине красоты и любви, которая к тому ж ещё моложе Юноны. Вместо аскетической кички, оставляющей открытым только лицо, у неё грезетовый, то есть парчовый, очипок.
[37] Кунтуш (устар.) — верхнее длинное женское платье со складками сзади (Котл.).
[38] Зевес — в греческой мифологии (в римской — Юпитер) бог грома и молнии, старший между небожителями. У Котляревского иногда фигурирует под именем Йовиш, на польский кшталт (но не обязательно, по-церковнославянски Юпитер также — Йовиш).
[39] Сивуха — плохо очищенная, некачественная водка.
[40] Осьмуха — одна восьмая часть кварты (ок. 125 грамм).
[41] Подонки — остатки жидкости на дне вместе с осадком.
[42] Куды ж ему до Рима, папо? — Согласно римской мифологии, Энею было обещано богами, что он станет основателем города Рима и могучей римской державы, основоположником великой династии правителей. Согласно легенды, от Энея (хотя хрен ли от Энея? От самой Венеры!) происходил род Юлиев Цезарей (по имени сына Энея — Иула (Юла) Энеевича (Аскания)).
[43] Вернётся в Крым пан хан с этапа... — то есть никогда этого не будет. Крымское ханство было присоединено к Российской империи 8 апреля 1783 г, а последний крымский хан Шахин Герай (1745-1787) был выслан из Крыма в Россию, откуда в 1787 г. эмигрировал в Османскую империю, где был отправлен в ссылку на о. Родос и казнён.
[44] Макогон — большой пест. Здесь: затрещина, оплеуха.
[45] Я в правде твёрд и прям, как дуб... — сравнение берёт начало в языческой мифологии. У древних греков дуб — дерево Зевса, у римлян — Юпитера. Соответственно у язычников-славян дуб связан с культом бога грозы и молнии — Перуна.
[46] Гетман — предводитель, главнокомандующий. В XVI-XVII вв. на Украйне: выборный начальник казацкого войска; в XVII-XVIII вв. — верховный правитель Украйны.
[47] Дидона — согласно античных легенд, финикийская царевна, основавшая город-государство Карфаген на африканском побережье Средиземного моря.
[48] Мость, мосць (устар., польск.) — милость. Употреблялось в составе титулования.
[49] Небога (малорос.) — бедняжка.
[50] "Троянская голытьба" совсем оскудела на харчи. В первый и последний раз за всё время их скитаний Котляревский не называет никаких блюд, а говорит просто "чего-то поели".
[51] Образ Дидоны у Котляревского представляет собой украинскую молодую жинку, вдову зажиточного пана средней руки, народный идеал молодой зрелой женщины, вдовушки. Что характерно, на первое место в её характеристике автор ставит такие качества, как то: богатство, справность, хозяйственность, работящесть, а уже потом идёт красота и всё остальное. В дальнейшем за всю поэму такое пристальное внимание при описании морально-нравственных черт и характеристик личности встретим только один раз — при описании будущей жены Энея Лавыси, народного идеала дивчины на выданье.
[52] А кто вы? с Дону чумаки? — Чумаки — обозники, едущие в Крым за солью и рыбою (Гоголь). На Дон (так же, как на Кубань, или в Крым) чумаки ездили с Украины за солёной и вяленой рыбой, а затем торговали ею оптом и в розницу, даже за границей: в Польше, Германии, Австрии и пр.
[53] Молельцы божьи (устар.) — бродячие богомольцы, те, кто ходят на богомолье, паломники.
[54] Харцыз, харцызяка (устар.) — разбойник.
[55] Атаман — старшина, начальник, предводитель.
[56] Чёбот (устар.) — сапог.
[57] Поршни — род кожаной обуви, по форме сходной с лаптями.
[58] Кожух — тулуп.
[59] Свыта, свытка (малорос.) — род полукафтанья.
[60] Свистеть в кулак (простореч., ирон.) — терпеть острую нужду, бедствовать, не имея возможности улучшить положение.
[61] Пол — нары, широкая скамья между печью и стеной в малороссийской хате. Пол служит кроватью и скамьёй. Ширина его — около двух метров, чтобы поперёк мог свободно лечь взрослый человек.
[62] Вурда — варёный сыр, который изготавливают на Карпатах, в частности на Гуцульщине, из сыворотки и овечьего молока.
[63] Макуха — конопляный жмых, употребляли как десерт либо лёгкую закуску.
[64] И всё из мисок обливных... — то есть из мисок, покрытых глазурью.
[65] Зубцы — традиционное украинское блюдо, которое готовили из пророщенного ячменя, который высушивали, поджаривали и варили, как кашу. Иногда добавляли толчёные конопляные семена. Зубцы (как и путря, кваша, то есть блюда с использованием солода) имели сладковатый вкус и считались лакомством.
[66] Путря — ячменная кутья.
[67] Кваша — старинное украинское блюдо, подобное киселю, но изготавливаемое из гречневой и ржаной муки и солода.
[68] Шулики — традиционное блюдо украинской кухни во время медового спаса. Порезанные на небольшие кусочки пшеничные коржики, залитые разведённым мёдом вместе с перетёртым в ступе маком.
[69] Калганка — водка, настоянная на калгане (трава, корень которой употребляется также в народной медицине).
[70] Амбра — здесь в устар. значении: благоухание, приятный аромат.
[71] Бандура (кобза) — украинский народный струнный щипковый музыкальный инструмент.
[72] Горлица — старинный украинский танец, а также песня.
[73] Сопилка — свирель. Зуб — танец и песня, которые исполнялись под сопилку.
[74] Дуда — то же, что волынка.
[75] По балках — песни или пляски с таким названием не сохранилось.
[76] Санжарка (санжаровка) — темпераментный разгульный танец.
[77] Дробушка — женская клетчатая плахта, считалась особенно нарядной. Плахта — верхняя одежда типа юбки, сделанная из двух, сшитых до половины кусков клетчатой шерстяной ткани. Праздничное платье.
[78] Галя — уменьш.-ласк. от имени Ганна, которое в свою очередь является украинской народной формой канонического христианского еврейского имени Анна (др.-евр. Хана).
[79] Форсунья (устар.) — модница, щеголиха.
[80] Байка — мягкая ворсистая хлопчатобумажная или шерстяная ткань.
[81] Запаска — женская одежда, заменяющая юбку. Кусок чёрной, обычно шерстяной ткани (собственно запаска) обвивался вокруг талии так, чтобы концы его сходились спереди. Поверх запаски в виде фартука был кусок ткани синего цвета (передник). Запаску и передник подпоясывали красным поясом. У Ганны (Гали) запаска из китайки — дорогостоящей шёлковой ткани, которую ввозили из Китая. Праздничное платье её, так же как Дидоны и Энея, сшито не из домотканого полотна и сукна, а из купленных тканей, которые в ту пору могли позволить себе только богатые состоятельные люди.
[82] Монисто (устар.) — ожерелье. Колтки (малорос.) — серёжки.
[83] Третьяк (малорос.) — тройной притоп, который делает дивчина, вызывая парубка на танец. Почему с Энеем танцует не Дидона, а её младшая сестра, девка Галя? Потому что молодым замужним женщинам, к тому ж ещё и вдовым, не годилось танцевать вместе с девчатами и парубками, тем более не годилось вдове с первого знакомства приглашать на танец парубка.
[84] Аргамак (устар.) — восточный породистый жеребец.
[85] Тропак — украинский народный танец.
[86] Гоцак — то же, что тропак. Выстрыбывать (малорос.) — выпрыгивать.
[87] Не до солы — украинская народная приговорка. Ведёт начало от народного анекдота о пляшущем парубке, который на замечание, что у него из дырявой полы сыплется соль, отвечает: "Теперь мени не до солы, колы грають на басоле!"
[88] Гайдук — украинский народный танец.
[89] Варенуха — хлебное вино, или наливка, варённые с сухими плодами, мёдом и пряными кореньями (Котл.).
[90] Эней на печь залез поддатый, Зарылся в просо... — на печи не только спали, но и сушили зерно, в том числе просо.
[91] Кораблик — старинный женский головной убор, преимущественно в среде панства и зажиточного казачества. Высокая шапка из парчи, либо бархата, с меховым ободком. По форме напоминала кораблик, отсюда и название. Верх круглый, из драгоценной ткани, иногда вынизанный жемчугом и драгоценными каменьями, над лбом выкроенный острым концом вверх (как нос корабля), уши оставались открытыми. Ободок — всегда из чёрного материала, затылок прикрывал округло выкроенный чёрный клапан.
[92] Алтабас (устар.) — персидская парча.
[93] Атлас — сорт гладкой и блестящей шёлковой ткани.
[94] Набивной платок — платок с выбитым на ткани узором, который наносится вручную с помощью резной или наборной деревянной доски. Платок — важная деталь праздничного женского наряда.
[95] Что от покойника украла... — то бишь взяла без спросу из имущества своего покойного мужа Сихея.
[96] Шаровары (шарвары, устар. шальвары) — широкие штаны свободного покроя, заправляемые в голенища.
[97] Жупан (польск. zupan) — старинная верхняя мужская одежда у украинцев и поляков, род полукафтана. Тафта (устар.) — персидская гладкая тонкая шёлковая ткань.
[98] Черкеска — длинный узкий кафтан, затянутый в талии, без ворота и с клинообразным вырезом на груди.
[99] Пояс льняный... — пояс являлся важной деталью мужского праздничного наряда. На старинных портретах старшина всегда подпоясан поясом, преимущественно красного или зелёного цвета.
[100] И чёрный шёлковый платок. — Платок, плат в старые времена у мужчин имел более широкое назначение, нежели нынешний носовой платок. Использовался и как полотенце, и для накрывания седла и т. п.
[101] Журавль — свадебный танец (Котл.).
[102] Казачок (устар. дудочка) — украинский народный танец.
[103] Крещик (крестик) — весенняя игра, в которой одна пара участников игры ловит вторую, каковая после подачи сигнала разбегается, спасаясь от преследователей; также танец-игра, во время которого хлопцы и девчата меняются местами. Преимущественно игра детей и подростков, причём девочек. Известно несколько разновидностей игры.
[104] Горюдуб (рус. горелки) — подвижная старинная восточнославянская народная игра, в которой стоящий впереди ловит по сигналу других участников, убегающих от него поочерёдно парами.
[105] Жгут — разновидность карточной игры. Проигравшего дурака лупят "жгутом" (туго скрученным полотенцем, куском ткани).
[106] Хлюст — карточная игра. Вообще хлюстом называется такой момент в игре, когда у одного или нескольких игроков на руках окажется три карты одной масти, или три козыря, или три валета, или три туза. Чей хлюст старше — определяют по старшинству карт, его составивших.
[107] Козёл — широко известная карточная игра пара на пару.
[108] Возок — распространённая карточная игра, так называемые "свои козыри". Название произошло от того, что проигравшему достаётся большая куча карт — "хоть возом вывози".
[109] Кут — угол в избе.
[110] Шавка (устар.) — маленькая комнатная собачка; шпиц.
[111] Вечерницы (рус. посиделки) — на Украине в осенне-зимнее время: собрания сельской молодёжи для совместной работы и не только. На вечерницах рассказывали сказки, плясали, пели песни, занимались любовью (в широком понимании выражения!).
[112] Москаль — здесь: солдат царской армии. Москалями на Украине называли солдат и офицеров русской царской армии.
[113] Вертеп (устар., церк.) — пещера.
[114] Олимп — гора в северной Греции, на которой, согласно мифологии, живут боги.
[115] Йовиш — церковнославянское название Зевеса.
[116] Шпетить (устар.) — ругать, оскорблять, поносить.
[117] Пранцы (устар., малорос.) — сифилис. Пранцеватый — больной сифилисом; поганый, паршивый, шелудивый.
[118] Свашковать (устар., малорос.) — сводничать.
[119] Меркурий — в римской мифологии (Гермес — в греческой) бог торговли, хитрости и воровства, вестник богов. Котляревский обрядил его в форму почтового служащего Российской империи конца XVIII — начала XIX вв.
[120] Брыль, брылёк — соломенная широкополая шляпа у белорусов и украинцев.
[121] На груди с бляхою лядунка... — Лядунка — здесь: почтовая сумка с "бляхой", пряжкой с царским гербом, знаком того, кто находится на государевой службе. Почтальоны носили лядунки на груди. Также ещё — патронная сумка у кавалеристов, охотников.
[122] Ногайский малахай — ногайка, кнут.
[123] Абрек — в период присоединения Кавказа к России — горец, ведший борьбу против царской администрации и русских войск, повстанец.
[124] Цугундер — тюрьма; телесная экзекуция, расправа.
[125] Прорцы (церк.-слав.) — скажи, прореки.
[126] Чертопхайка — лёгкая бричка, повозка.
[127] Эрмий — русифицированное имя Гермеса.
[128] Псяюха (букв. собачья кровь) — бранное слово (Котл.).
[129] Дать вздрючку, вздрючить — букв.: побить палками. От др.-рус. слова "дрюк", "друк", что означает "дубина", "палка". Отсюда же слово "удручить". Когда тебя побьют палками, ты будешь несколько удручён, или, иначе говоря, битиё палками приведёт тебя в удручённое состояние.
[130] Трезорка — собачья кличка; здесь в значении: собачка.
[131] Как Каин, так затрясся весь... — выражение "трясётся, что Каин" происходит от апокрифических библейских вариантов мифа о братоубийце Каине, в которых слова "скитаться на земли" перевели как "трястись на земли".
[132] Скрыня — большой сундук.
[133] Сподарь (устар., малорос.) — уважительное обращение, ныне не употребляемое. Имело значение: "господин", "господарь", "государь", "царь". И в дальнейшем встречается в "Энеиде".
[134] Тайком выглядывая из-за печи, Дидона долго делала вид, что не замечает сборов в дорогу предателя-полюбовника, долго сдерживала злость. Увидевши, что Эней таки хочет утекать, ухватила его за чупрыну, не проговорила, а прошипела, точно змея, первую фразу: "Стой, сволочь, сукин сын, паскуду!" Налицо пример аллитерации: в каждом слове глухой свистящий и шипящий согласный.
[135] Серяк — верхняя одежда из простого толстого сукна (Котл.); армяк.
[136] Калоша — штанина шаровар.
[137] С сердцов (устар.) — в гневе, со злости, в сердцах.
[138] Цуценя (малорос.) — щенок.
[139] Дидона накликает на троянцев все беды и несчастья, среди которых самое страшное — "чтоб без прощенья все подохли". Нежданная, внезапная смерть, без исповеди и причастия —  позорна и страшна. По христианским понятиям, умерший без исповеди и причастия автоматически попадает "у пекло", к чертям на сковородку.
[140] Бурса (польск. bursa) — общежитие для учащихся духовных учебных заведений в XVIII в. и первой половине XIX в., а также эти учебные заведения (духовное училище, семинария).
[141] Купидон (или Амур) — сын богини любви Венеры, согласно античных мифов, — маленький голенький симпатишный мальчик с крылышками за плечами, волшебным луком и стрелами в руках.
[142] Запечье — углубление в печной трубе разной величины, чаще со стороны припечья. В запечье, где всегда сухо, обычно держали огниво и трут. Трут делали из отваренного в гречневой золе жгута, тряпки или высушенного гриба-трутовика. Искра, полученная от удара железного кресала о кремень, зажигала трут. Трут заворачивали в паклю (охлопье) — грубое волокно, отходы при обработке льна или конопли — и раздували огонь.
[143] Костёр — 30 копён связанного в снопы очерета. В копне — 60 снопов. Очерёт — болотный тростник, род камыша.
[144] Послала душу к чёрту в ад. — По христианским понятиям, самоубийство — тягчайший грех, которому нет прощения. Ты — раб божий, а бог — твой господин (помимо земного господина). Ты и твоя жизнь — собственность бога (а также земного господина, который тоже от бога). Кто ты такой, чтобы распоряжаться своей жизнью как своей собственностью? К тому же христианство — религия рабовладельцев для своих рабов. Раб должен работать, приносить доход своему господину, а если кто-то захотят малодушно наложить на себя руки, не вытерпя тягот бессмысленной невольничьей жизни, кто будет создавать прибавочный продукт? Поэтому терпение и смирение, "Исус терпел и нам велел".





ЕНЕЇДА

ЧАСТИНА ПЕРША


1 Еней був парубок моторний
І хлопець хоть куди козак,
Удавсь на всеє зле проворний,
Завзятіший од всіх бурлак.
Но греки, як спаливши Трою,
Зробили з неї скирту гною,
Він, взявши торбу, тягу дав;
Забравши деяких троянців,
Осмалених, як гиря, ланців,
П'ятами з Трої накивав.

2 Він, швидко поробивши човни,
На синє море поспускав,
Троянців насажавши повні,
І куди очі почухрав.
Но зла Юнона, суча дочка,
Розкудкудакалась, як квочка, —
Енея не любила — страх;
Давно уже вона хотіла,
Його щоб душка полетіла
К чортам і щоб і дух не пах.

3 Еней був тяжко не по серцю
Юноні — все її гнівив;
Здававсь гірчійший їй від перцю,
Ні в чім Юнони не просив;
Но гірш за те їй не любився,
Що, бачиш, в Трої народився
І мамою Венеру звав;
І що його покійний дядько,
Парис, Пріамове дитятко,
Путивочку Венері дав.

4 Побачила Юнона з неба,
Що пан Еней на поромах;
А те шепнула сука Геба...
Юнону взяв великий жах!
Впрягла в гринджолята павичку,
Сховала під кибалку мичку,
Щоб не світилася коса;
Взяла спідницю і шнурівку,
І хліба з сіллю на тарілку,
К Еолу мчалась, як оса.

5 "Здоров, Еоле, пане-свату!
Ой, як ся маєш, як живеш? —
Сказала, як ввійшла у хату,
Юнона. — Чи гостей ти ждеш?.."
Поставила тарілку з хлібом
Перед старим Еолом-дідом,
Сама же сіла на ослін.
"Будь ласкав, сватоньку-старику!
Ізбий Енея з пантелику,
Тепер пливе на морі він.

6 Ти знаєш, він який суціга,
Паливода і горлоріз;
По світу як іще побіга,
Чиїхсь багацько виллє сліз.
Пошли на його лихо злеє,
Щоб люди всі, що при Енеї,
Послизли і щоб він і сам...
За сеє ж дівку чорнобриву,
Смачную, гарну, уродливу
Тобі я, далебі, що дам".

7 "Гай, гай! ой, дей же його кату!
Еол насупившись сказав. —
Я все б зробив за сюю плату,
Та вітри всі порозпускав:
Борей недуж лежить з похмілля,
А Нот поїхав на весілля,
Зефір же, давній негодяй,
З дівчатами заженихався,
А Евр в поденщики нанявся, —
Я к хочеш, так і помишляй!

8 Та вже для тебе обіщаюсь
Енеєві я ляпас дать;
Я хутко, миттю постараюсь
В трістя його к чортам загнать.
Прощай же! швидче убирайся,
Обіцянки не забувайся,
Бо послі, чуєш, нічичирк!
Я к збрешеш, то хоча надсядься,
На ласку послі не понадься,
Тогді від мене возьмеш чвирк".

9 Еол, оставшись на господі,
Зібрав всіх вітрів до двора,
Велів поганій буть погоді...
Якраз на морі і гора!
Все море зараз спузирило,
Водою мов в ключі забило,
Еней тут крикнув, як на пуп;
Заплакався і заридався,
Пошарпався, увесь подрався,
На тім'ї начесав аж струп.

10 Прокляті вири роздулися,
А море з лиха аж реве;
Слізьми троянці облилися,
Енея за живіт бере;
Всі човники їх розчухрало,
Багацько війська тут пропало;
Тогді набрались всі сто лих!
Еней кричить, що "я Нептуну
Півкопи грошей в руку суну,
Аби на морі штурм утих".

11 Нептун іздавна був дряпічка,
Почув Енеїв голосок;
Шатнувся зараз із запічка,
Півкопи для його кусок!..
І миттю осідлавши рака,
Схвативсь на його, мов бурлака,
І вирнув з моря, як карась.
Загомонів на вітрів грізно:
"Чого ви гудете так різно?
До моря, знаєте, вам зась!"

12 От тут-то вітри схаменулись
І ну всі драла до нори;
До л я с а мов ляхи шатнулись,
Або од їжака тхори.
Нептун же зараз взяв мітелку
І вимів море, як світелку,
То сонце глянуло на світ.
Еней тогді як народився,
Разів із п'ять перехрестився;
Звелів готовити обід.

13 Поклали шальовки соснові,
Кругом наставили мисок;
І страву всякую, без мови,
В голодний пхали все куток.
Тут з салом галушки лигали,
Лемішку і куліш глитали
І брагу кухликом тягли;
Та і горілочку хлистали, —
Насилу із-за столу встали
І спати послі всі лягли.

14 Венера, не послідня шльоха,
Проворна, враг її не взяв,
Побачила, що так полоха
Еол синка, що аж захляв;
Умилася, причепурилась
І, як в неділю, нарядилась,
Хоть би до дудки на танець!
Взяла очіпок грезетовий
І кунтуш з усами люстровий,
Пішла к Зевесу на ралець.

15Зевес тогді кружав сивуху
І оселедцем заїдав;
Він, сьому випивши восьмуху,
Послідки з кварти виливав.
Прийшла Венера, іскривившись,
Заплакавши і завіскрившись,
І стала хлипать перед ним:
"Чим пред тобою, милий тату,
Син заслужив таку мій плату?
Ійон, мов в свинки, грають їм.

16 Куди йому уже до Риму?
Хіба як здохне чорт в рові!
Як вернеться пан хан до Криму,
Як жениться сич на сові.
Хіба б уже та не Юнона,
Щоб не вказала макогона,
Що й досі слухає чмелів!
Коли б вона та не бісилась,
Замовкла і не камезилась,
Щоб ти се сам їй ізвелів".

17 Юпитер, все допивши з кубка,
Погладив свій рукою чуб:
"Ох, доцю, ти моя голубка!
Я в правді твердий так, як дуб.
Еней збудує сильне царство
І заведе своє там панство;
Не малий буде він панок.
На панщину ввесь світ погонить,
Багацько хлопців там наплодить
І всім їм буде ватажок.

18 Заїде до Дидони в гості
І буде там бенькетовать;
Полюбиться її він мосці
І буде бісики пускать.
Іди, небого, не журися,
Попонеділкуй, помолися,
Все буде так, як я сказав".
Венера низько поклонилась
І з панотцем своїм простилась,
А він її поціловав.

19 Еней прочумався, проспався
І голодрабців позбирав,
Зо всім зібрався і уклався,
І, скілько видно, почухрав.
Плив-плив, плив-плив, що аж обридло,
І море так йому огидло,
Що бісом на його дививсь.
"Коли б, — каже, — умер я в Трої,
Уже б не пив сеї гіркої
І марне так не волочивсь".

20 Потім до берега приставши
З троянством голим всім своїм,
На землю з човнів повстававши,
Спитавсь, чи є що їсти їм?
І зараз чогось попоїли,
Щоб на путі не ослабіли;
Пішли, куди хто запопав.
Еней по берегу попхався,
І сам не знав, куди слонявся,
Аж гульк — і в город причвалав.

21 В тім городі жила Дидона,
А город звався Карфаген,
Розумна пані і моторна,
Для неї трохи сих імен:
Трудяща, дуже працьовита,
Весела, гарна, сановита,
Бідняжка — що була вдова;
По городу тогді гуляла,
Коли троянців повстрічала .
Такі сказала їм слова:

22 "Відкіль такі се гольтіпаки?
Чи рибу з Дону везете?
Чи, може, виходці-бурлаки?
Куди, прочане, ви йдете?
Який вас враг сюди направив?
І хто до города причалив?
Яка ж ватага розбишак!"
Троянці всі замурмотали,
Дидоні низько в ноги пали,
А вставши, їй мовляли так:

23 "Ми всі, як бач, народ хрещений,
Волочимся без талану,
Ми в Трої, знаєш, порождені,
Еней пустив на нас ману;
Дали нам греки прочухана
І самого Енея-пана
В три вирви вигнали відтіль;
Звелів покинути нам Трою,
Підмовив плавати з собою,
Тепер ти знаєш, ми відкіль.

24 Помилуй, пані благородна!
Не дай загинуть головам,
Будь милостива, будь незлобна,
Еней спасибі скаже сам.
Чи бачиш, як ми обідрались!
Убрання, постоли порвались,
Охляли, ніби в дощ щеня!
Кожухи, свити погубили
І з голоду в кулак трубили,
Така нам лучилась пеня".

25 Дидона гірко заридала
І з білого свого лиця
Платочком сльози обтирала:
"Коли б, — сказала, — молодця
Енея вашого злапала,
Уже б тогді весела стала,
Тогді Великдень був би нам!"
Тут плюсь — Еней, як будто з неба:
"Ось, осьде я, .коли вам треба!
Дидоні поклонюся сам".

26 Потім з Дидоною обнявшись,
Поціловались гарно всмак;
За рученьки біленькі взявшись,
Балакали то сяк, то так.
Пішли к Дидоні до господи
Через великі переходи,
Ввійшли в світлицю та й на піл;
Пили на радощах сивуху
І їли сім'яну макуху,
Покіль кликнули їх за стіл.

27 Тут їли розниї потрави,
І все з полив'яних мисок,
І самі гарниї приправи
З нових кленових тарілок:
Свинячу голову до хріну
І локшину на переміну,
Потім з підлевою індик;
На закуску куліш і кашу,
Лемішку, зубці, путрю, квашу
І з маком медовий шулик.

28 І кубками пили слив'янку,
Мед, пиво, брагу, сирівець,
Горілку просту і калганку,
Куривсь для духу яловець.
Бандура горлиці бриньчала,
Сопілка зуба затинала,
А дудка грала по балках;
Санжарівки на скрипці грали,
Кругом дівчата танцьовали
В дробушках, в чоботах, в свитках.

29 Сестру Дидона мала Ганну,
Навсправжки дівку хоть куди,
Проворну, чепурну і гарну;
Приходила і ся сюди
В червоній юпочці баєвій,
В запасці гарній фаналевій,
В стьонжках, в намисті і ковтках;
Тут танцьовала викрутасом,
І пред Енеєм вихилясом
Під дудку била третяка.

30 Еней і сам так розходився,
Як на аркані жеребець,
Що трохи не увередився,
Пішовши з Гандзею в танець.
В обох підківки забряжчали,
Жижки од танців задрижали,
Вистрибовавши гоцака.
Еней, матню в кулак прибравши
І не до соли примовлявши,
Садив крутенько гайдука.

31 А послі танців варенухи
По филижанці піднесли;
І молодиці-цокотухи
Тут баляндраси понесли;
Дидона кріпко заюрила,
Горщок з вареною розбила,
До дуру всі тоді пили.
Ввесь день весело прогуляли
І п'яні спати полягали;
Енея ж ледве повели.

32 Еней на піч забрався спати,
Зарився в просо, там і ліг;
А хто схотів, побрів до хати,
А хто в хлівець, а хто під стіг.
А деякі так так хлиснули,
Що де упали — там заснули,
Сопли, харчали і хропли;
А добрі молодці кружали,
Поки аж півні заспівали, —
Що здужали, то все тягли.

33 Дидона рано ісхопилась.
Пила з похмілля сирівець;
А послі гарно нарядилась,
Якби в оренду на танець.
Взяла кораблик бархатовий,
Спідницю і карсет шовковий
І начепила ланцюжок;
Червоні чоботи обула,
Та і запаски не забула,
А в руки з вибійки платок.

34 Еней же, з хмелю як проспався,
Із'їв солоний огірок;
Потім умився і убрався,
Я к парубійка до дівок.
Йому Дидона підослала,
Що од покійника украла,
Штани і пару чобіток;
Сорочку і каптан з китайки,
І шапку, пояс з каламайки,
І чорний шовковий платок.

35 Я к одяглись, то ізійшлися,
З собою стали розмовлять;
Наїлися і принялися,
Щоб по-вчорашньому гулять.
Дидона ж тяжко сподобала
Енея так, що і не знала,
Де дітися і що робить;
Точила всякії баляси
І підпускала разні ляси,
Енею тілько б угодить.

36 Дидона вигадала грище,
Еней щоб веселіший був,
І шоб вертівся з нею ближче,
І лиха щоб свого забув:
Собі очиці зав'язала
І у панаса грати стала,
Енея б тільки уловить;
Еней же зараз догадався,
Коло Дидони терся, м'явся,
Її щоб тілько вдовольнить.

37 Тут всяку всячину іграли,
Хто як і в віщо захотів,
Тут инчі журавля скакали,
А хто од дудочки потів.
І в хрещика і в горю дуба,
Не раз доходило до чуба,
Як загулялися в джгута;
В хлюста, в пари, в візка іграли
І дамки по столу совали;
Чорт мав порожнього кута.

38 Щодень було у них похмілля,
Пилась горілка, як вода;
Щодень бенькети, мов весілля,
Всі п'яні, хоть посуньсь куда.
Енеєві так, як болячці
Або лихій осінній трясці,
Годила пані всякий день.
Були троянці п'яні, ситі,
Кругом обуті і обшиті,
Хоть голі прибрели, як пень.

39 Троянці добре там курили,
Дали приманку всім жінкам,
По вечорницям всі ходили,
Просвітку не було дівкам.
Та й сам Еней, сподар, і паню
Підмовив паритися в баню...
Уже ж було не без гріха!
Бо страх вона його любила,
Аж розум ввесь свій погубила,
А бачся, не була плоха.

40 От так Еней жив у Дидони,
Забув і в Рим щоб мандровать.
Тут не боявся і Юнони,
Пустився все бенькетовать;
Дидону мав він мов за жінку,
Убивши добру в неї грінку,
Мутив, як на селі москаль!
Бо — хрін його не взяв — моторний,
Ласкавий, гарний і проворний,
І гострий, як на бритві сталь.

41 Еней з Дидоною возились,
Я к з оселедцем сірий кіт;
Ганяли, бігали, казились,
Аж лився деколи і піт.
Дидона ж мала раз роботу,
Я к з ним побігла на охоту,
Та грім загнав їх в темний льох...
Лихий їх зна, що там робили,
Було не видно з-за могили,
В льоху ж сиділи тілько вдвох.

42 Не так-то робиться все хутко,
Я к швидко оком ізмигнеш;
Або як казку кажеш прудко,
Пером в папері як писнеш.
Еней в гостях прожив немало, —
Що з голови його пропало,
Куди його Зевес послав.
Він годів зо два там просидів,
А мабуть би, і більш пронидів,
Якби його враг не спіткав.

43 Колись Юпитер ненароком
З Олимпа глянув і на нас;
І кинув в Карфагену оком,
Аж там троянський мартопляс...
Розсердився і розкричався,
Аж цілий світ поколихався;
Енея лаяв на ввесь рот:
"Чи так-то, гадів син, він слуха?
Убрався в патоку, мов муха,
Засів, буцім в болоті чорт.

44 Підіть гінця мені кликніте,
До мене зараз щоб прийшов,
Глядіть же, цупко прикрутіте,
Щоб він в шиньок та не зайшов!
Бо хочу я кудись послати.
Ійон, ійон же, вража мати!
Але Еней наш зледащів
А то Венера все свашкує,
Енеєчка свого муштрує,
Щоб він з ума Дидону звів".

45 Прибіг Меркурій засапавшись,
В три ряди піт з його котив;
Ввесь ремінцями обв'язавшись,
На голову бриль наложив;
На грудях з бляхою ладунка,
А ззаду з сухарями сумка,
В руках нагайський малахай.
В такім наряді влізши в хату,
Сказав: "Готов уже я, тату,
Куда ти хочеш, посилай".

46 "Біжи лиш швидче в Карфагену,-
Зевес гінцеві так сказав, —
І пару розлучи скажену,
Еней Дидону б забував.
Нехай лиш відтіль уплітає
І Рима строїти чухрає, —
А то заліг, мов в грубі пес.
Коли .ж він буде йще гуляти,
То дам йому себе я знати, —
От так сказав, скажи, Зевес".

47 Меркурій низько поклонився,
Перед Зевесом бриль ізняв,
Через поріг перевалився,
До стані швидче тягу дав.
Покинувши із рук нагайку,
Запряг він миттю чортопхайку,
Черкнув із неба, аж курить!
І все кобилок поганяє,
Що оглобельна аж брикає;
Помчали, аж візок скрипить!

48 Еней тогді купався в бразі
І на полу укрившись ліг;
Йому не снилось о приказі,
Як ось Меркурій в хату вбіг!
Смикнув із полу, мов псяюху.
"А що ти робиш, п'єш сивуху? —
Зо всього горла закричав, —
Ану лиш, швидче убирайся,
З Дидоною не женихайся,
Зевес поход тобі сказав!

49 Чи се ж таки до діла робиш,
Що й досі тута загулявсь?
Та швидко і не так задробиш;
Зевес не дурно похвалявсь;
Получиш добру халазію,
Він видавить з тебе олію,
От тілько йще тут побарись.
Гляди ж, сьогодня щоб убрався,
Щоб нищечком відсіль укрався,
Мене удруге не дождись".

50 Еней піджав хвіст, мов собака;
Мов Каїн, затрусивсь увесь;
Із носа потекла кабака:
Уже він знав, який Зевес.
Шатнувся миттю сам із хати
Своїх троянців позбирати;
Зібравши, дав такий приказ:
"Як можна швидче укладайтесь,
Зо всіми клунками збирайтесь,
До моря швендайте якраз!"

51 А сам, вернувшися в будинки,
Своє лахміття позбирав;
Мізерії наклав дві скриньки,
На човен зараз одіслав
І дожидався тілько ночі,
Що як Дидона зімкне очі,
Щоб не прощавшись тягу дать.
Хоть він за нею і журився
І світом цілий день нудився;
Та ба! бач, треба покидать.

52 Дидона зараз одгадала,
Чого сумує пан Еней,
І все на ус собі мотала,
Щоб умудритися і їй;
З-за печі часто виглядала,
Прикинувшись, буцім куняла
І мов вона хотіла спать.
Еней же думав, що вже спала,
І тілько що хотів дать драла,
Аж ось Дидона за чуб хвать.

53 "Постій, прескурвий, вражий сину!
Зо мною перше розплатись;
От задушу, як злу личину!
Ось ну лиш тільки завертись!
От так за хліб, за сіль ти платиш?
Ти всім, привикши насміхатись,
Розпустиш славу по мені!
Нагріла в пазусі гадюку,
Що послі ізробила муку;
Послала пуховик свині.

54 Згадай, який прийшов до мене,
Що ні сорочки не було;
І постолів чорт мав у тебе,
В кишені ж пусто, аж гуло;
Чи знав ти, що такеє гроші?
Мав без матні одні холоші,
І тілько слава, що в штанах;
Та й те порвалось і побилось,
Аж глянуть сором, так світилось;
Свитина вся була в латках.

55 Чи я ж тобі та не годила?
Хіба ріжна ти захотів?
Десь вража мати підкусила,
Щоб хирний тут ти не сидів".
Дидона гірко заридала,
І з серця аж волосся рвала,
І закраснілася, мов рак.
Запінилась, посатаніла,
Неначе дурману із'їла,
Залаяла Енея так:

56 "Поганий, мерзький, скверний, бридкий,
Нікчемний, ланець, кателик!
Гульвіса, пакосний, престидкий,
Негідний, злодій, єретик!
За кучму сю твою велику
Як дам ляща тобі я в пику,
То тут тебе лизне і чорт!
І очі видеру із лоба
Тобі, диявольська худоба,
Трясешся, мов зимою хорт!

57 Мандруй до сатани з рогами,
Нехай тобі присниться біс!
З твоїми сучими синами,
Щоб враг побрав вас всіх гульвіс,
Що ні горіли, ні боліли,
На чистому щоб поколіли,
Щоб не оставсь ні чоловік;
Щоб доброї не знали долі,
Були щоб з вами злиї болі,
Щоб ви шаталися повік".

58 Еней від неї одступався,
Поки зайшов через поріг,
А далі аж не оглядався,
З двора в собачу ристь побіг.
Прибіг к троянцям, засапався,
Обмок в поту, якби купався,
Мов з торгу в школу курохват;
Потім в човен хутенько сівши
І їхати своїм велівши,
Не оглядався сам назад.

59 Дидона тяжко зажурилась,
Ввесь день ні їла, ні пила;
Все тосковала, все нудилась,
Кричала, плакала, ревла.
То бігала, якби шалена,
Стояла довго тороплена,
Кусала ногті на руках;
А далі сіла на порозі,
Аж занудило їй, небозі,
І не встояла на ногах.

60 Сестру кликнула на пораду,
Щоб горе злеє розказать,
Енеєву оплакать зраду
І льготи серцю трохи дать.
"Ганнусю, рибко, душко, любко,
Рятуй мене, моя голубко,
Тепер пропала я навік!
Енеєм кинута я бідна,
Як сама паплюга послідня,
Еней злий змій — не чоловік!

61 Нема у серця мого сили,
Щоб я могла його забуть.
Куди мні бігти? — до могили!
Туди один надежний путь!
Я все для його потеряла,
Людей і славу занедбала;
Боги! я з ним забула вас.
Ох! дайте зілля мні напитись,
Щоб серцю можна розлюбитись,
Утихомиритись на час.

62 Нема на світі мні покою,
Не ллються сльози із очей,
Для мене білий світ єсть тьмою,
Там ясно тілько, де Еней.
О пуцьверинку Купидоне!
Любуйся, як Дидона стогне...
Щоб ти маленьким був пропав!
Познайте, молодиці гожі,
З Енеєм бахурі всі схожі,
Щоб враг зрадливих всіх побрав!"

63 Так бідна з горя говорила
Дидона, жизнь свою кляла;
І Ганна що їй ні робила,
Ніякой ради не дала.
Сама з царицей горювала,
І сльози рукавом втирала,
І хлипала собі в кулак.
Потім Дидона мов унишкла,
Звеліла, щоб і Гандзя вийшла,
Щоб їй насумоватись всмак.

64 Довгенько так посумовавши,
Пішла в будинки на постіль;
Подумавши там, погадавши,
Проворно скочила на піл.
І взявши з запічка кресало
І клоччя в пазуху чимало,
Тихенько вийшла на город.
Ночною се було добою
І самой тихою порою,
Як спав хрещений ввесь народ.

65 Стояв у неї на городі
В кострі на зиму очерет;
Хоть се не по царській породі,
Та де ж взять дров, коли все степ;
В кострі був зложений сухенький,
Як порох, був уже палкенький,
Його й держали на підпал.
Під ним вона огонь кресала
І в клоччі гарно розмахала
І розвела пожар чимал.

66 Кругом костер той запаливши,
Зо всей одежі роздяглась,
В огонь лахміття все зложивши,
Сама в огні тім простяглась.
Вкруг неї полом'я палало,
Покійниці не видно стало,
Пішов од неї дим і чад! —
Енея так вона любила,
Що аж сама себе спалила,
Послала душу к чорту в ад.