* * *
Сумерки. Ветрено. Жёлуди
Сыплются дробью с дубов.
Брешет собака на холоде —
Глушит шипение дров,
Сложенных в печку поленницей.
Нудно скрипит журавЕль.
Месяц причудливый кренится,
Суетно вертится шмель
Между оконными стёклами…
Перегорает фитиль.
Пахнет морковью и свёклою —
Осень сдаётся в утиль.
Ломкой прозрачною коркою
За ночь покрылись пруды,
Во поле скороговоркою
Зайца петляют следы.
На отворотке* с полдюжины
Землю клюющих сорОк.
Бор поперхнулся сконфуженно…
И до весны приумолк.
____________________________________________
* Отворотка — ответвление основной дороги.
* * *
За узорчатой оградой осень на посту.
Дай мне то, чего не надо — дай не то, не ту…
Как вороны на заборе (тоже спасу нет!),
Надоевшее мне горе заслоняет свет.
Я за пазухою камень не держу — молюсь.
Что ж за крышу облаками зацепилась грусть?
Лишь на ветер уповаю, отгоняя страх.
У меня и хата с краю — на семи ветрах!
* * *
Под светом холодным полярной звезды
Закрылись глаза разноцветных настурций,
Из недр фонаря, будто капля слюды,
Обрушился жук и гарцует на блюдце.
Тоскливо звенит. Надоел охламон.
Его нужно выудить чайною ложкой
И без сожаления выкинуть вон —
Пускай пробежится по лунной дорожке.
Разомкнуты створки широких окон,
Как веки приподняты чуткие ветви —
Туда и отправился жук-охламон
Со скоростью вдруг налетевшего ветра.
Я взглядом его проводить не спешил —
Оставшись один, вновь предался раздумьям:
Представил, как я бы чудесно прожил
Три тысячи лет, если б завтра не умер.
* * *
Плутая в утреннем тумане, я подсмотрел, как у холма
Деревня, словно пьяный в бане, качаясь, разгоняла хмарь.
Глядели тучи волооко и свет цедили, как рассол, —
Свет утопал в глухой протоке. Я вдоль протоки долго брёл.
В толпе у пристани таёжной не вдруг заметили мой жест —
Куканом с разною рыбёшкой я расплатился за проезд.
Паром отчалил, и сельчане канаты взяли в оборот.
Миг удивления нечаян, когда весь мир наоборот:
Узнать, где озеро, где небо, помог мне лёгкий ветерок.
Я разломил краюху хлеба и лето завернул в кулёк.
* * *
Крупней, чем ягоды калины,
Роса осенняя в яру.
Серебряные паутины,
Как письма лета, — ко двору.
Горизонтальный, вертикальный
Слоится воздух, как пирог,
Луна горит яйцом пасхальным
Над перепутьями дорог.
Какие праздничные будни
По эту сторону двора!
По ту — размеривает утро
Лихая поступь топора.
Там рубят старые деревья,
Там чаны с дёгтем и смолой,
Там ветер древнего поверья
Шуршит опавшею листвой.
Там люди русские — живые.
Там у костра и я живой —
На сердце раны ножевые
Лечу водою ключевой.
* * *
Озорные ветра задувают,
Словно свечи, берёзы во мгле,
На мгновение вдруг замирают,
Будто места им нет на земле.
Пролетают, ветрами гонимы,
Листья жёлтые чёрных ветвей —
Палисадника, садика мимо…
Мимо жизни никчёмной моей.
* * *
Притаился оробев, щёлкнул колкими сучками
Лес. Вот просеки пробел, ворох листьев под ногами.
Голь на выдумки хитра? Что за игры скоморошьи?
Снег, просеянный с утра, зачерпну, как пшёнку ложкой.
В Петербурге — снеговик (деревенский скажет «баба»).
Вездесущ не Бог — язык: зык от нёба до ухаба.
За окошком ясень гол, ветер мается без дела…
Несгораемая боль, и в душе — одни пробелы.
НАКАЗ
Дом пуст, но весело в дому.
Есть печь, кушетка, половик,
Есть вид из окон, и к нему
Взгляд невзыскательный привык:
К однообразию картин
И замиранию времён,
К тому, что ты сюда один
Холодным ветром занесён.
Не помню, год ли, два тому
Назад соседушка зачах.
Дом пуст, но весело в дому —
Пируют мыши битый час.
Коль скоро нам обещан рай,
В котором пьяница-сосед
Свой недоделанный сарай
Шерстит и щурится на свет,
Туда наказ передаю
(Необязательный, но всё ж):
Узнать, что думают в раю
Насчёт Пахомовых Серёж.
СЕГОДНЯ
Сегодня сход луны внезапен,
Свод поднебесный невысок…
Весною я гляжу на запад,
Зимою — чаще на восток.
Чиста вода на мелководье,
Шныряют шустрые мальки.
Едва нагрянет половодье,
Воды не пить с лица реки,
Не обнаружить отраженье
К воде опущенной руки,
А только пенных волн круженье,
В котором гибнут рыбаки.
Сошли на нет, светлея, воды,
В полях проталины уже…
Я жду, как у моря погоды,
Добра и света на душе.
СТЫНЬ
Под ногою моей, словно крекер,
Хрустнул старой берёзы сучок,
На опушке разлапистый ветер
Тянет вербу, как долгий смычок
Ростропович. Трава-расторопша
Торопливо заварена в чай,
Отряхнувшись от первой пороши,
В небе гуси тревожно кричат.
Как попало ночными ветрами
Выбрит мною не скошенный луг…
Чёрный грач опустился на камень,
Завалился вверх лапками жук.
Машет осень, как мама платочком,
Провожая меня до ворот,
Тонут гуси тонической строчкой —
Там, где я наблюдаю восход.
Жёлтый лист, увяданья невольник,
Весь в прожилках дрожит на ветру…
Остывают и мамин рассольник,
И замшелый с кувшинками пруд.
РЕЛИГИЯ
Не схватишь за загривок иван-чай,
Стараясь уподобится друиду,
И навевает лёгкую печаль
Просёлок, исчезающий из вида.
Скользят стрижи, как звёзды, свысока,
В просторном небе поднимая волны,
Устав, они утыкают луга,
Как семечки дурашливый подсолнух.
Закатный луч спешит издалека,
Туман в лощинах, запахи левкоя,
Игрою рыб пресытилась река —
Религия вечернего покоя.
Не вычитаешь тайнопись страстей
В притворно утомлённом отраженье
Нависших над водою камышей;
Багровых туч, закончивших скольженье,
Не различишь в безмолвии холмов,
Безликом отстранении округи...
Так время запирает на засов
Твои уста, так счастье вяжет руки.
Здесь «да», как «нет», здесь неуместен Бог —
Ты сам могуч, всевидящ и верховен.
Тебе, чтоб дунул свежий ветерок,
Достаточно раскрыть свои ладони.
ИЗМОРОСЬ
Листва с небес, как изморозь души.
На улицах безлюдно и промозгло.
Скиталец-месяц путь свой довершил,
Едва ориентируясь по звёздам.
Когда скрипят слова, неровен слог,
Власть осени над миром безгранична,
Мне кажется, что милостивый Бог —
Всего лишь то, что пережил я лично.
Вселенная конечна, и звезда
Моя в ней тонет, гинет безвозвратно —
Мечта нелепая, слепая суета,
Бессмертие, зовущее обратно…
Прости меня, мной вымышленный Бог,
За то, что не покорствую юдоли,
Что заступлю однажды за порог
И небом вдруг покажется мне поле.
КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ
Колесо обозрения. Осень
Крутит люльки в реке — облака.
У меня настроенье не очень:
Тёплых дней — на понюх табака.
Парадигма: пейзаж необычен,
Ирреальна душа вопреки
Тростниковым тугим зуботычинам,
Червоточинам тела реки.
Утомившись, нахмурился вечер —
Колесо завращалось быстрей…
Аксиома: лучами очерчен
Путь спешащих к погосту теней.
Я предвижу своё назначенье
В мире том, где вся жизнь наизусть,
Я крошусь поминальным печеньем
И ослабленным сердцем страшусь.
В колесе обозрения мчусь я
Над полями, над сетью дорог,
И порой обостряется чувство,
Что вот-вот и появится Бог.
ПРИХОТЬ
Хочу докричаться, укрывшись от ветра,
До лучшего друга, пропавшего в море,
Чтоб мне возвратил его Бог незаметно
В раздел удалённых судьбою историй.
Хочу подобраться, аукая эхо,
К чужим сновиденьям — с ухмылкой провидца,
Да только одна существует помеха:
Для этого лучше по новой родиться.
Хочу, тыча пальцем и в небо, и в Apple,
Обратную связь обеспечить с народом,
Которому я ненавистен, как нэпман —
Поэт с молотка продающий свободу!