Привычки
*
к сентябрю за окном вырос дом
по привычке смотрю на холмы у горизонта
собственно дом явление временное
*
после безоглядно транжирившей червонцы осени
всегда падение на самое дно серого неба
откуда прекрасно видны серые утки рисующие круги на серой воде озера
*
когда Бог создаст человека наконец-то наступит воскресенье
что же мы тогда будем делать
неужели опять динозавров
*
я и Бог – это уже вселенское одиночество
*
человечество упорно создает големов
не могу сказать что это плохо закончится
с точки зрения голема все будет хорошо быстро и небольно
*
религия всегда колодки на ногах Икара
не соревнуйся с Богом человечество
сгоришь
*
наконец-то в моде несовременность
*
из тумана выплыло дерево и протянуло ветку
хотела ее пожать но не нашла рук
*
ночные разговоры отгоняют окружающую тишину
между тем она съела всех собеседников
а я продолжаю ей бросать слова
на которых уже слишком мало мяса
Зеркало
увидела маму в прихожей
а это я
Снег
черные прописи леса
за полдня успеваешь прочитать одно слово «отчаяние»
к закату протянутые ветки выпросили у неба снежинок
теперь это уютное отчаяние
Прекрасная бесполезность
А. К.
разыскивать себя – как ловить время в пруду лягушек
всплеск – и отражение облака в тишине
все конечно зависит от погоды
стихи как отпечатки пальцев
но ты уже поменял руки
где бы ты ни был там тебя уже не поймаешь
в конце концов только время кого-то убьет
кого не жалко
он оступился на краю могилы
В камне
оставить один разбитый город на память
чтобы не переписывали
Побег
Проснуться бы, проснуться бы,
Пусть как-то сам собой
Мой сон в мое отсутствие
Гуляет стороной.
Сидеть бы где-то в вечности
На берегу реки,
Где боги человечнее,
Ленивей дураки.
Ловить богов за бороды
И спрашивать ответ,
С чего бы жить так здорово
И сна дурного нет?
С дурацким выражением
На розовом лице
Пытать бы объяснения
С проспавшихся в конце.
А рожи всё достойные,
Молочная река…
Эх, времена застойные,
Простите дурака.
Руки замерзают на морозе
Руки замерзают на морозе.
Не кусайся, ветер, я не злая.
Кто-то нас с тобой сегодня бросил,
Ну давай каштаны погоняем.
Научи меня скулить под дверью,
Просто потому, что непогода,
Потому, что вымочила перья
И охрипла черная свобода.
Кто нас встретит, если не вороны?
Всю охапку этих листьев брось им.
Под ногами золото короны,
Замерзают руки, злая осень.
Прото
М. П.
Не хочу я разговора,
Мне не нужен разговор.
Больше черного простора,
Выше белых шапок гор –
То, что дышит, не сияя,
Нет, не любит, но зовет,
То, что знает, что я знаю,
И смотреть в себя дает.
В бездны вечное начало,
Где не жаль ни мне, ни ей –
Где бесстрашья будет мало –
Ни вселенных, ни людей.
И ни слова и ни звука,
Только звезд водоворот.
Что ей вера, что наука?
Всё – полет, полет, полет!
* * *
Если звезды – это слезы,
Покатившиеся в небо…
Как сказал однажды ребе,
Слишком плохо быть серьезным.
Он и сам из смеси местной,
Прятал смех куда-то в пейсы.
Звезды – это эдельвейсы
Над зигующей Одессой.
Перчатка
Что бы только постояльцы:
Побыл, вышел и – пока!
Мы перчаточные пальцы,
Где же, собственно, рука?
Чье желанье исполняет
Выводитель этих строк?
Пустота потом такая,
Словно руку вынул Бог.
Ах, душа! Ах, оболочка! –
Всё повесишь на крючки.
Тут пора поставить точку.
И ни пальцев, ни руки.
Цыгане
Цыгане вороны кричат у окна,
Воруют бессмертную душу.
Но вечность бродяжьей душе не нужна,
Как крест неподъемный не нужен.
Их черное «кар» на свободу летит,
Огромными крыльями машет.
И кажется, нет ничего впереди –
И к лучшему, кажется даже.
Несись за их криком в морозную даль
На крыльях, капризная штука, –
Там древнего солнца сверкает медаль
И птицы торопят друг друга.
А вечность ревнивая взмах сохранит
И миг в безмятежном покое,
Где белым дыханьем ее не убит
Отпущенный в небо землею.
Тень
Звала тебя, а ты не приходил.
И правда, дух, что мог ты мне ответить,
Блуждающий как тень среди могил?
Но даже среди них играют дети.
Им наплевать, они защищены
Своей игрой, своей особой верой,
Они не слышат этой тишины
И рвут цветы у ног старухи в сером.
Им смерть скучна нечестною игрой,
Ей не подняться после слов «я умер»,
Она в кругу смеющихся изгой
И за столом азартных бледный шулер.
И правда, дух, ты оттого незрим,
Что, глядя на тебя, увял любой бы.
И на краю мы всё еще хотим
И красных роз, и музыки запойной.
Рассвет
Казалось бы, ну что ворона? –
Что нет ее, что есть она.
А это птичья оборона,
Зевнешь – и хлынет тишина
Из всех щелей и закоулков.
Тут крик летит над головой,
И ты выходишь на прогулку,
Слегка примятый, но живой,
В пути обдумывая чудо,
Спасенный, как почти что Рим.
И вечный «кар» гремит повсюду
Над спящим городом моим.