Трава уже прижата и птицам над ней просторнее
Крошки хлеба рассыпанные, оперенье их тающее
Провода, в землю вмерзшие, тянутся в поисках изоляции
Пешеходы выстукивают Морзе свое, посылая сигналы
Капля о каплю стучится, разлиться мечтая
Поручни транспорта городского витают мушино
Пассажиры стекают, полыньи их подвижны
Ненаписанные надуваются письма, их кожа проворна
Отпечатки склеваны пальцев ради крепости клюва
В футлярах очки вспоминают ресниц колыханье
Руки помнят резины длину, шерсть ее окончаний
Теснота без обертки блуждает и сладость ее многолюдна
Тетива февраля тянется, словно навстречу
Тебя оформляя стрелою
Пух подушек ее полый растрачен
Остановки пустые, резьба их протерта и дети
Ожидают сиротство свое, их разъемы лысеют
Этикетки разлив и стекло ждут бутылок
Сверлит радио слух и дупло его пусто
Мнут в бассейнах пловцы мякоть с хлором
У двери каждой скафандр снаружи стоит, ждет нехватку дыханья
Шевеления ждет насекомых, их плотность сыпуча
Колпачек на каждом пальце накручен ноги, тюбик плоти топорчат
Балеринами тянутся шторы, их танец чешуйчат
Стержень вынут, зима пишет мелко, незряче
И за каждым углом есть ушедший трамвай, ожидающий вальса