(Иез. 3:18-20; Пр. 9:8, 24:25)
Как в душе мне хочется покоя,
Мирно доживая свои дни…
Нет да нет, душа опять заноет:
Промолчишь, а гибнут-то они.
Так бы и закрыл глаза ладонью,
Уши теплой ватою заткнул.
Чтоб не слышать, как окрест все стонет:
Кто горит, а кто и утонул.
Не хочу я обличать кого-то.
Поученья говорить кому?
На меня давно идет охота,
Ордер и путевка на тюрьму.
Людям буду мил, не осуждаем,
Доживая дни в кругу семьи:
Хата моя хиленькая с краю,
Знайте все, я не антисемит.
Пусть воюют те, кому так нужно, –
Мне хватает, я доволен всем.
С дохленьким пескариком на ужин
Ровно полсухарика и съем.
Что мне до того, что брат запился,
Сестры изблудилися на нет.
Разве всех спасешь, скажи на милость,
Нет на всех ни хлеба, ни монет.
Я им говорил уже о Боге,
Стал для них презренным и чужим;
Много обличал и очень строго –
Но врагов во всех себе нажил.
Мне страну спасти не по карману,
Я не солнце, всех не обогреть.
Не был ни попом, ни атаманом, –
Обуха не переломит плеть.
Но когда прочту Иезекииля:
Видел грех, прошел, не обличил…
Все, кто промолчал, его убили,
В полном смысле стали палачи.
Тот покой страшнее всякой муки,
Снова открываю я глаза,
Брата – на молитвенные руки,
К хате с краю хода нет назад.
Сердце наполняется отвагой,
Дух библейский наполняет грудь.
Слушайте! Внимайте, уши с ватой!
Впереди тернистый, светлый путь.
29.07.2001 г.