Михаилу Зубавину
Ну, что ж ты был за человек такой!
Доверчивый, незлобливый и славный,
разоружал улыбкою забавной,
к радушью побуждая род людской…
Когда пришла в Чернобыле беда,
ты шёл на помощь самоотречённо –
спасая и врачуя облучённых,
не опасаясь для себя вреда…
Твой друг по жизни – преуспел в другом.
Он потрясал бахвальством неуёмным.
Быть от природы не умея скромным,
Он другом был тебе – но и врагом.
Он не стесняясь в дом твой заходил –
и жадно поглощал твои обеды,
а ты с ним вёл о Гегеле беседы.
Любить его – тебе хватало сил…
Опасливо косясь на образа,
пытался он рога тебе наставить,
а ты хотел забыть, что он – мерзавец,
лукавым называя заглаза.
Темнее стал вселенский белый свет,
сошедшийся в неодолимом стоне,
когда тебя нашли в пустом вагоне.
Никто не верил, что тебя уж нет.
В потере обвинил он род людской,
к родным и близким сделался жестоким,
почуяв, что остался одиноким
и что теперь не обрести покой…
На двадцать лет тебя он пережил.
В уединении провинциальном,
больной, он стал убогим и печальным,
сглодав себя до косточек и жил.
Мучительно он уходил во тьму,
боявшийся до помраченья смерти.
Он знал, что там, в загробной круговерти,
спасения не вымолить ему.
Не многие пришли проститься с ним,
оставшимся за человечьим кругом.
Все вспомнили, что был тебе он другом,
таким, которым не был ты храним.