Павел Панченко (1907-1994)
"НОВОСЕЛЬЕ"
Полночь. Большая Морская стихла.
Только в одном невысоком доме
Верхний этаж мандолиной занят.
Спутница кубриков и на суше
По-соловьиному выпевает
Всё, что в моряцкой душе таится.
Вот с мандолиною сплёлся голос,
Вот их сменили рукоплесканья, -
Славные люди сошлись тут, видно.
Савушкин, главстаршина запаса, -
Тот, что остался свой город строить, -
Нынче здесь празднует новоселье.
Гости - товарищи фронтовые.
Тут и дунайцы, и одесситы,
И севастопольцы, и кавказцы.
Впрочем, не скоро то перечислишь
Те уголки и углы планеты,
Где пролетали они в атаках,
Где промелькнули их бескозырки,
Миру неся якоря на лентах -
Знаки надежды, спасенья, мира.
Тут и Григорий Ткачук - разведчик,
Первый охотник в Седьмой бригаде
За иноземными «языками».
Кто, как не он, захромав от раны,
Сел на фашиста верхом - и к штабу,
Дулом "Тете" рысака пришпорив?
Тут и Василий Кузьмин, который
Брата сменил на посту и честно
Мстил за него в бесконечных схватках.
Кто, как не он, истекая кровью,
Свой бронекатер довёл до Пинска,
Чтобы спасти белорусских братьев?
Тут и Степан Хворостин - десантник,
Освободитель Новороссийска,
Керчи, Тульчи, Сулина, Констанцы.
Кто, как не он, под огнем фашистов
Вышел на мост в сердцевине Вены,
Преобразив его в мост к победе?
Тут и Андрей Моргунов, и Фёдор
Перепелица, и Пётр Вербицкий -
Много друзей у Сергея, много.
Здравиц немало тут прозвучало
В честь моряков, что пошли на сушу,
Чтобы свой город поднять из пепла.
Развеселились и неприметно
Дело до чая дошло, до торта,
И докатилось до мандолины.
Вот с мандолиною сплёлся голос,
Вот их сменили рукоплесканья,
Схожие с плеском родного моря.
- Клавочка! - вдруг поднялся хозяин
Из-за стола и подругу обнял.
Что-то ты, Клавочка, приуныла?
Клавочка вспыхнула, улыбнулась
Грустно и чуточку виновато:
- Правда, мне вспомнился мой Ульяновск.
Как я на Волгу грустить ходила, -
Так ожидая вестей, что чайки
Мне треугольничками казались.
Вот и подумала я, Серёжа,
Что не ходить мне на Волгу больше...
- Значит, разлука милее встречи?
Может, уедешь? - А сам смеётся
И осторожно к груди широкой
Голову милую прижимает:
- Слышишь? - И женщина молодая
Слушает стук молодого сердца,
Ей посвященный, и шепчет: - Слышу...
- Горько! - друзья всколыхнулись, криком
Окна раскрыв, как волна взрывная.
- Горько-о! откликнулось где-то в далях.
- Что ж! - и Серёжа целует Клаву,
Будто впервые, когда проездом
Через Ульяновск прощался с нею... -
- Знаете, хлопцы, а я припомнил
В эту минуту совсем другое:
Первую ночь мою в морпехоте.
Разве такое мы новоселье
За Мамашаем тогда справляли?
Федя, ты помнишь?.. - А как же? Помню!
- Вырыл штыком я себе окопчик,
Лёг и подумал: "Эх, Клава, Клава,
Зря ты меня, как огня, боялась!
Видишь, родная, как глупо вышло:
Нету у нас ни сынка, ни дочки,
И не споёшь ты им доброй песни
О неподкупном, как время, парне,
Всем молодым существом влюблённом
В родину, звёзды, в моря, в подружку;
О моряке, что ушёл в пехоту
И с трёхлинейкой залёг на сопке,
Сжался и злобно дослал в патронник
Ненависть к смерти и к силам смерти...
Клавочка, если бы ты видала!
Клава.... но ты далеко, на Волге.
Нету у нас ни сынка, ни дочки,
И не узнаешь ты в них Сергея,
И не споёшь им, душевной песни..."
Многое думал я в ожиданье
Первого боя... Об этой ночи
Я расскажу и сынам и внукам....
Клавочка вспыхнула и взглянула
Грозно и чуточку виновато.
- Точно! - друзья поддержали друга.
И началось. И пошли рассказы:
Зашелестели страницы книги -
Книги матросской любви и славы.
Только и слышно: "А помнишь, Петя,
Как Дорофеев - такой тихоня -
Вдруг обернулся матросом Кошкой?"
Только и слышно: «А помнишь, Гриша,
Как поразил нас матрос Ермолов,
Минное поле проверив телом?"
Сколько безвестных, но благородных,
Бросивших молодость в бой жестокий,
Тут ненароком упомянули!
Где вы, герои атак торпедных?
Где вы, десантники удалые?
Где вы, товарищи лет суровых?
Те увенчали бессмертьем сопки,
Эти победы не увидали,
Скрытые в братской могиле моря:
Все они с палуб в сердца большие -
В песни простые перешагнули, -
В книгу матросской любви и славы.
Те до Берлина дошли и снова -
На корабли, и стальных любимцев
Снова раскачивают ногами;
Эти в забои вернулись, к вышкам,
В поле, в саду, на лесах строительств
Бой за грядущее продолжают.
И поднимается, вдохновенный
И у товарищей просит слова
Савушкин, главстаршина запаса:
- Бой за грядущее, бой бескровный,
Мы ли не выиграем, ребята.
Если не сдрейфили и в кровавом?
Если с грядущим мы слиты кровью,
Пролитой щедро на крымских сопках,
И на карельских, и на маньчжурских?
Если, грядущее добывая,
Волжскую силу с донскою слили,
Чёрное море - с Московским морем?
Если мы люди такой державы,
Если мы в родину уродились,
Если такую эпоху строим?..
- Точно! - друзья подхватили разом,
И в окруженье попал он тотчас -
Ну-ка, ребята, качнём Сергея!
Только Сергей на свою подругу
Смотрит - и на руки поднимает,
И к голубому окну подносит.
А за окном - всё бело, как пена,
Будто со всех кораблей матросы
Старых друзей собрались послушать
Белый предутренний Севастополь -
Город, сожжённый врагами жизни,
Но возвращённый, но возрождённый...
Был на обоих я новосельях.
Пил я с друзьями хмельную брагу
Горя и радости, пел им песни.
Я бы хотел, дорогой товарищ,
Чтобы назвал и мою ты книгу
Книгой матросской любви и славы.
"Севастопольская вахта". Стихи и песни. Павел Панченко. Советский писатель. Москва. 1958 год.