На привокзальной платформе,
где никого уже нет,
закоченела
брошенная перчатка,
алая нестерпимо,
гроздь бузины на закате,
будет ещё проситься
в чей ненасытный зрачок?
В замкнутый слух не проникнет
скрип шагов от калитки.
Никто не скажет –
Ну, как так можно?
Кормушка давно пуста.
И все твои вечера налегке
возвратились в гнездовья книг.
И, когда обнаружат
в комнате пропитанной дымом
четырёхсот сорока одной тысячи
сигарет
скрюченный трупик поэта,
снег внезапно осыплется с ветки –
шелестящий пустяк,
а снегири и синицы уже хлопочут
под окном у соседа.
Каждый миг воскресая,
исконная красота
живёт, ничего не знача. Это –
древней всех вер, моя радость.