Имеем ли мы право градировать поэзию и поэтов? Выстраивать некие умственные и сердечные уровни, полочки, на которые выкладываем томик того или иного поэта? Дело здесь, думается мне, в равновесии субъективного и объективного, в способности читателя равновесно и управлять ими. Кажется, что за дела? Проще простого. Но чем я больше думаю об этом, общаюсь с людьми, любящими и знающими поэзию в той или иной мере, тем глубже мне проясняется непростота простенького.
Почему?
Объективность выстроения поэтов по силе и таланту, несмотря на наши пристрастия, вкусовые особенности, основывается всё-таки на полновесном, глубоком знании поэзии, разностороннем, разновременном, то есть – достаточно полном. Скудное же и нищее знание неизбежно обрекают на субъективность, на односторонность, на «больные» пристрастия.
Объём знания и рождает ту щедрость, которой согреваются многие имена, книги, эпохи, где всем находится своё место, совершенно условная полочка, ниша. Сияют звёзды разной величины: обычные, карлики, гиганты… Ранжир признаётся, нисколько не ущемляя прав самых малых из них (написал же Виктор Кочетков «Балладу о прокуренном вагоне»!).
Но речь идёт только о действительно поэтических явлениях, а не об их подобиях. С высоты знания можно спокойно (и объективно!) принять масштаб даже не очень принимаемого вами поэта. Есть разноуровневый масштаб, скажем, Шпаликова и Бродского? Конечно, есть. Находим мы у того и другого близкое нам? Безусловно. Близки ли они вам? Это уже вам решать. Никто из сотен настоящих поэтов не отодвинут, не обижен, всем есть уголок в вашей памяти, душе… Вот колосс Блока, вот крепкий и сухощавый Шкляревский, вот большелобый, упрямый, несговорчивый Юрий Кузнецов; а его однофамилец, Валентин, отозвался в вас первыми опытами песен: звучит в душе его несравненная «Журавлиха»; промелькнул и исчез во времени загадочный Игорь Киселёв, обжёг внезапно Борис Чичибанин, пленил несколькими песнями Константин Фофанов, потряс Алексей Прасолов…
И в этом смягчающем знании так же необидно встают предпочтения, те, кто «полоснул по душе», кто встал рядом навсегда: Пушкин, Блок, Заболоцкий, Тютчев, Рубцов, Пастернак, Анищенко, Заболоцкий, Чепурных, Пагын, Мартинсон, Хименес, Басё… (Это я исключительно про себя сейчас.)
Они не перебивают в вас необыкновенного многоголосия поэзии – да, разноуровневой, разномасштабной. В этой иерархии никто никого не подминает под себя. Да, Пушкин – солнце русской поэзии, но Жуковский – её мерцающая вечерняя звезда, пленительная и неповторимая!
Нездоровые пристрастия, разделяющая и властвующая субъективность начинаются там, где знаний нет, где их остро не хватает. В недрах невежества начинается воинственность, строятся окопы и роются отчуждающие рвы…
Агрессивная графомания тоже плод исключительного невежества.