И крошечная глупость ум сквернит.
Она как муха в благовонной мази.
Вмиг белоснежного холста испортит вид
единственная капля грязи.
Себя мудрец не может уронить,
а глупый непременно сядет в лужу.
Хоть рот ему зашей, но оборвётся нить
и вылезет вся дрянь его наружу.
Другому западню он долго может рыть,
не видя, что себе могилу роет.
Он выказать готов особенную прыть,
когда её выказывать не стоит.
Он гору разнесёт. Но тяжек труд ему,
и предпочтёт он участь тунеядца
работы ежедневному ярму,
боясь и на ничтожном надорваться.
Зато без устали орудует он ртом,
как будто требует его натура злая
пространно рассуждать об этом и о том,
в действительности ничего не зная.
Но если поначалу вял язык
и речь глупца младенчески беззуба,
то под конец она — звериный рык,
рёв демона из пропасти безумья.
Своих начальников и самого царя
поносит олух с дерзостью кликуши,
как в лихорадке весь огнем горя,
не думая о том, что и у стен есть уши.