Мерцая в полночи садится самолёт,
Гудит, летя над крышами январскими.
Снежинки вьются, падая мне в рот.
На мысли падают лихие и бунтарские.
Он пролетел, исчез. И будто не было.
Вдали привычно слышен чей-то свист:
Алкаш и раньше на бутылку требовал...
И так же вечен матерящийся таксист.
И это стихло. Пахнет сигаретами.
Бычок дымится. В урне много их.
Надел наушники–ребята рвут куплетами.
И стало чуточку теплей– узнал своих.
Но так же утром станет всё обыденно,
При том, что люди вырвутся на свет.
Их будут сотни: видимо-невидимо,
Но только весело ли с ними?–Словно нет.
А в чём причина? Почему так хочется
Плыть против ветра, жить всё время вне?
Цена желанию такому–одиночество.
Где сам с собой всё время на войне.
Где просто скучно, просто в вечном промысле.
Всё время ищешь вдохновение, заряд.
Но в каждом шаге, даже в каждом помысле
Всегда есть что-то, что зовёт тебя назад.
И, если середина–путь нормальности,
То можно долго жить– сытней, теплей.
Но иногда преобладают крайности
А их мы помним чаще, хоть убей.
Вот знаешь, честно– мне так сильно хочется
С тем самолётом плёнку отмотать,
Залезть на крышу банка, заморочиться.
И вслед ему как идиот махать.
К чему? Зачем? Да просто это весело!
Пример такой, не лёгкий, ну и пусть.
Но кто со мной полезет в это месиво?
В любое месиво, чтоб выгнать злую грусть?
Кто в тридцать вместо сна Луной любуется?
В провинции почти их не найти.
И кто пойдёт со мной по сонным улицам?
Весь мир души покажет по пути?
Мне чужды эти жизненные правила,
Когда душа в обыденном гниёт.
Есть мудрость и молва её оставила:
Кто ищет, говорят, всегда найдёт.