(триптих в акростихах)
1.
Шелестящие заросли тмина и жгучей крапивы.
Ароматы провинции. Ветхий забор. Огород.
Голубиное небо. Вечерней зари переливы.
Август. Витебск. Двадцатого века пятнадцатый год.
Лошадь щиплет траву в голубой глубине переулка.
У крылечка сгустился мистических сумерек свет.
Млечный месяц. Церквушка. И лучшая в мире прогулка:
Ах, та самая, с Беллой, прекрасной, как розовый цвет!..
Романтический образ влюблённых над Витебском старым
Кистью Марка Шагала вознёсся в заоблачность крыш:
Улетают любовники в небо пронзительным даром,
Звёздной пылью усыпав Венецию, Лондон, Париж.
А вослед за влюблёнными мчатся коровы и козы,
Хлипкий старый газетчик с библейскою скорбью в глазах.
Абсурдивно пространство. Таинственны метаморфозы.
Рдеют смальтой витражною ангелы на образах.
Отблеск старого Витебска реет над вечной Вселенной.
Васильки голубеют. Трепещется солнечный блик.
И парит над Землёй фантастичный, цветной, вдохновенный
Чародея Шагала сквозной
Ускользающий лик.
2.
Милый старенький Витебск в начале двадцатого века!
Алых маков раздолье, ромашки, репей, васильки,
Резкий запах селёдки и чуть подгоревшего хека,
Керосиновой лампы блуждающие огоньки.
У окна приоткрытого – фикус и венские стулья,
Занавеска приподнята, в воздухе – трепет стрекоз...
Ах, Шагал-чародей, ты извлёк их из дивного улья,
Хрустнув веточкой липы на улице витебских грёз.
Абажур на цепочках, трюмо, табурет на пороге,
Разноцветные коврики, тканые половики...
Отчего же так сердце щемит от неясной тревоги,
Всеобъемлющей грусти, какой-то вселенской тоски?
И салфеточки в прошвах, и чуть потускневшие блюда,
Чёрный лак этажерки – обычная будничность, быт! –
У Шагала-художника вдруг превращается в чудо.
Шёпот витебских домиков в толще веков не забыт.
Акварели заката пылают пронзительно-ало.
Грозовою чертою ощерился ночи излом.
А летучее время на чудной картине Шагала
Легкомысленно машет
Узорчатым синим крылом.
3.
Мягкий сумрак окутал мансарды, кафе и бульвары.
Аметистовый вечер в тумане сиренево-рыж.
Расцветают фиалки. Гуляют влюблённые пары.
Краски сыплются с неба, как звёзды, на майский Париж.
У мольберта – Шагал, в лёгких пятнах – этюд вдохновенный,
Зарисовка с натуры: аллея, ветвей переплёт,
А красавица Эйфеля – стройная башня над Сеной –
Хрупкой барышней в платье из дымчатых кружев плывёт.
Арлекины и клоуны тянут абсент на террасе.
Расписные красотки пикантно влекут в «Мулен Руж».
О, богемная жизнь на Монмартре и на Монпарнасе!
Вернисажи художников странного улья – «Ля Рюш»!
И в палитре Шагала, на глади холстов повсеместно –
Через сад Люксембургский и сон Елисейских полей
Удивительным образом вдруг проступает чудесно
Шелковистая синь куполов православных церквей.
Ах, загадочный Витебск, мистический город старинный,
Голубой, васильковый, небесно-таинственный свет!
Амальгамы зеркальные Сены и Витьбы былинной
Лёгкой нитью незримой связал
Ускользающий цвет.