Жил да был на свете человек,
И не с каждым всё ж, но слыл общительным.
Делал своё дело. Удивительно,
С ним белее вдруг казался снег.
Он умел искать повсюду радости,
И дарить другим, да только вот,
В большинстве такой у нас народ–
Искренность, увы, считают слабостью.
Он хотел внимания людей,
Отдавал своё, кромсал на полосы.
Был способен трогать души голосом:
Сделать их грустней иль веселей.
Сотни нервных вспышек пережил,
Воля и азарт–диплом с отличием.
Не терпел лишь только безразличия,
Зная, что иное заслужил.
Продолжал, творил и дальше двигался.
И терял, мучительно терял
Тех, кто рядом был и вдохновлял.
Значит, путь такой по жизни выдался.
Каждый раз, превозмогая страх
Новым в душу двери нараспашечку:
Владикам, Иванам, Машам, Дашечкам...
Сердце живо, но в таких рубцах...
Сколько раз вот так, сиди, суди:
Почему? За что? А след останется:
Если человек к тебе не тянется,
То оставь в покое и уйди.
Если что-то значишь–будут ласковы.
Сами обнаружат и найдут.
Только жалко ведь своих минут...
Жизнь проходит. И не пахнет сказкою.
Можно ничего и не успеть
С теми, с кем ты смотришь в одну сторону.
Потому что им так часто всё равно.
Лишь потом умнее станут впредь...
Вновь ругать себя сквозь плач и стон:
Глупыми, поверхностными, трусами.
До следов кровавых локти кусаны,
А уже поздняк–пустой перрон.
Поезд вдаль ушёл, ушёл навек.
Скрылся где-то в непролазных сумерках.
Сердце, что в рубцах однажды умерло...
Жил да был на свете человек.