оглянешься, сплошное вороньё
сидит по обе стороны. послушай,
какое вдохновенное враньё,
настырное какое-то, петушье,
когда опять ты говоришь любим.
я думаю, остаться бы живым
потравы избежав или удушья,
удара в спину, выстрела в упор,
змеи укуса, пыточного кресла.
на право быть стригу себе купон,
а остальное мне не интересно,
поскольку я не верю никому
и все слова перевидал в гробу
с такой же очевидностью, как чресла
и прочие приятности твои.
но мир, где раздевается входящий
[неважно кто, любовник, конвоир,
доносчик или просто разводящий]
противен мне, как рыба в домино.
сказал бы и покрепче слово, но
и без того с тобой сыграем в ящик.
кричи хоть криком, не поворочусь,
хоть перейди все мыслимые меры.
я - вор твоих безумно-нежных чувств,
и снова приглашаешь в кавалеры?!
какой же в этом, черт возьми, резон?!
добро, я был бы, скажем, лорд Керзон,
и ты была б из Виндзоров, к примеру.
а прошлое становится ясней,
как под рукой отчётливей на ощупь,
со скоростью несущихся саней
под гору вниз и с выездом на площадь,
где собралась огромная толпа,
что жаждет чуда и всегда права,
которой нипочём святые мощи.
так проступают контуры весла,
кончается дыханье на байдарке,
штормит норд-ост, врывается Беслан,
приносят в дом нескучные подарки,
да мало ли сбывается вещей
несбыточных как умер сам Кащей,
который был прочней электросварки
любимая, пытливые огни
не отменяют сложности апорий.
коль вместе полюса, они – магнит,
а коли врозь печальней нет истории.
но нам милее новое стократ,
как говорят говаривал Сократ,
не потому ли мы с тобой повздорили?!