Люська

Валентина Игошева
ЛЮСЬКА

    Родители её нарекли Люсей. Но в деревне все кликали Люськой, а, когда окончила основную восьмилетнюю школу в своём сельсовете и уехала учиться в город, стали называть для неё незнакомым и каким-то неродным  именем Людмила. И так оно ей не нравилось, что при очередном обращении к ней «Людмила» Люська делалась как струна – тронь, и зазвенит… А в остальном – девчонка как девчонка: бесшабашная и рисковая, как все деревенские дети. Первой не заедалась, но и обидчикам спуска не давала. Может быть, потому, что у неё не было ни братьев и ни сестёр и защиты ждать было не от кого. Поэтому ходила вечно в ссадинах, с разбитыми коленками. Родители никогда не вникали в проблемы Люськи, и она познавала жизнь сама на себе: на своих победах и ошибках. С детства очень доверчивая верила всему, что слышала. Это позднее, встречая ложь и предательство со стороны подружек, одноклассников, научилась  распознавать хороших и плохих людей. А пока слушала старших, выполняла требования родителей,  и даже в мыслях не было их ослушаться.  Поэтому, начиная с тех пор, как научилась ходить, выполняла прикреплённые за ней домашние дела: прибиралась дома, подметала пол, мыла посуду. И, чем становилась старше, тем серьёзнее становились поручения, одни из которых выполняла с удовольствием, а другие не переваривала, одно из которых, например, приглядывание за цыплятами. Цыплята, жёлтые пушистые комочки, ей очень даже нравились, но их вечно кто-нибудь да подкарауливал: то кошка, то коршун. И, если исчезал цыплёнок, её, конечно, ругали, после чего она уединялась  и долго натирала слёзы и сопли на свои маленькие кулачки, но никогда и никому не жаловалась, только насупится и всё. Тогда мать говорила ей:
– Чего смотришь исподлобья-то – за дело ругаю.
Её подружки Анька и Нинка каждое лето ездили в лагерь, а Люську не отпускали, так  как она была незаменимым помощником в дому: пасла овец, ходила подпаском пасти коров, помогала родителям сенокосить… А, когда она перешла в седьмой класс, отец вручил ей косу со словами:
– Вот это будет твоя коса. Учись косить. Уже не маленькая.
Как ей нравилось косить! Коса «Вжик да вжик! Вжик да вжик!» А в душе такая гордость: «Вот и я, как мама и папа, уже кошу». Косу один раз отец пролопатил, а потом сказал:
– А теперь сама.
И Люська училась. Стала лопатить косу, да и случайно провела пальцем о лезвие косы. Она даже не почувствовала боли, только увидела, как ручьём хлынула кровь. Поблизости стояла мать, увидев у Люськи кровь, закричала:
– Сти, давай, сти быстрей на палец!
Люську ошарашила такая команда, но родителям виднее, решила она, и сделала то, что велено. После мать, оторвав от своей белой рубахи лоскут, палец забинтовала.   На удивление, он зажил быстро, только небольшой шрамчик на пальце и напоминал о первом лопачении косы.

Она очень любила родителей и жалела, видя, как они работают почти без отдыха  спозаранку и допоздна, и старалась помогать им изо всех детских сил. Посмотрит: они набирают ноши, и давай тоже набирать. Долго у неё не получалось. Наберёт,  кажется, и хорошую ношу, а станет поднимать на плечо – она и рассыпалась, осыпая её сухим колючим сеном с головы до ног. Но не на ту напали: загребёт сено в валок и давай снова к ноге прибивать… Научилась-таки набирать не хуже родителей! А после уж и на стог её поставили. Так и училась Люська понемногу премудростям деревенской жизни.

Окончив среднюю школу, а затем получив специальность бухгалтера, стала работать в одном крупном колхозе, в ста километрах от дома. Из бесшабашной и рисковой Люськи она превратилась в ответственную и сдержанную Людмилу Петровну. Зарекомендовав себя хорошим специалистом, она была назначена главным бухгалтером. И покатились дни, месяцы и годики: начисления, отчисления, бухгалтерская и статистическая отчётность… Ни выходных тебе нормальных, ни отпуска: Людмила Петровна, это сделайте, Людмила Петровна, то сделайте… Пролетели тридцать лет, как один день. Затем работа на пекарне. Выход на пенсию. И как-то сидит она однажды вечером у телевизора, и звонок по телефону. Посмотрела, а номер незнакомый. С опаской проговорила:
– Алло.
– Люська, привет! Это я, Анька!
– Анька? Какая Анька?
– Ты что? Подругу детства забыла?
– Сидоренкова что ли?!
– А то! Собственной персоной!
– Ты где?
– Да в Питере я, в Питере! Завтра домой еду. Давай встретимся!
– Ой, не знаю. А где? Как?
– Я приеду, тебе перезвоню. А там договоримся.
Людмила Петровна дома была одна. Дети, их у неё с мужем было двое, дочь и сын, жили своими семьями на городах, а муж уехал к сыну помогать строить дом. Телефон уже молчал, а она сидела и не двигалась… Хорошо, что ничего можно сейчас не делать. Разволновалась от обращения к ней родным именем «Люська», от знакомого до боли голоса из детства.  И поплыли воспоминания…

«Анька была на год меня младше, но разницы в возрасте я не чувствовала.  В отличие от меня, Анька в семье была седьмым ребёнком, но и за ней, как и за мной,  особого пригляда со стороны родителей не было. И если дел дома не намечалось, то мы или в лес за ягодами бежали, или рыбу колоть вилками (сиряков да ершей) или купаться. Это летом. А зимой, конечно же, на гору с чунками или с лыжами. Мальчишки сделают трамплин такой, что вдвоём лягут под него, а человек с горы поедет через трамплин и не заденет их. Конечно, если бы родители увидели, что их дети вытворяют, то задали бы им трепака, да куда там, родителям не до детей: работа, своё личное хозяйство, огород… Ломались и лыжи, и чунки, а мы обходились только синяками. Правда, когда уже учились в городе в средней школе, на гору не ходили, оставили её малышне, а сами вставали на лыжи и ехали торить лыжню. Случались пологие спуски. Лёгкий морозец. Солнышко. А тебя несёт навстречу солнцу, навстречу мечте…
Ой, а один раз, это было в весенние праздники, как раз первого мая, Анька предложила  идти в поход за реку. Набрали мы еды, воды и пошли. Выбрали место на открытой поляне и стали разжигать костёр, а у нас, возьми, да и вспыхнула сухая трава. Хорошо, что мы сразу сообразили: она водой поливала, а я сняла кофту и кофтой прибивала пламя. Нам удалось потушить огонь, но помню, как мы обе перепугались.
Ах, детство-детство… Наши дороги разошлись. И вот на тебе, Анька звонила… Через тридцать лет… Всё, надо поспать»,  – и с этими мыслями Людмила Петровна направилась в спальню.

Долго ворочалась с боку на бок, но сон никак не шёл. Спустила ноги на пол, присела на краешек кровати. Задумалась. «Последний раз с Анькой виделись, когда я окончила техникум. Помню: приехала домой, а она как раз гостила с маленькой дочкой у своих родителей. Услыхав про меня, пришла в гости. Оказалось, что после школы она нигде больше не училась, а сразу родила. Мужа не было. А дочка родилась с больной ножкой, и ей требовалась операция. Живёт на Урале, работает продавцом в магазине. Я слушала её и жалела. В школе-то она училась на четыре и пять, могла бы институт окончить. А вот, видишь, как получилось-то. Почувствовав мою к ней жалость, она неискренне рассмеялась и сказала: «Не бойся. У меня всё отлично! А вот ты, Люська, какая-то не такая стала: умная больно что ли…»  Помню, я даже расстроилась после этих слов и внутри обиделась на подругу, но вида не показала.  Анька же вдруг сослалась на занятость,  заторопилась и ушла. И всё. С тех пор мы с ней не виделись. Конечно, я у родственников спрашивала, где она да как. Даже взяла номер домашнего телефона. Дважды пыталась дозвониться, но в ответ только длинные глухие гудки. И вот на тебе – звонит сама Анька!»

Людмила Петровна снова прилегла и через недолго с блуждающей полуулыбкой на губах заснула.
Однако сон был коротким. Возбуждённое состояние после телефонного звонка никак не покидало её. Зная себя, с мыслью «всё равно не засну», Людмила Петровна встала, оделась и, включив свет, занялась утренним туалетом, хотя до утра было  далеко: часы показывали всего ещё два часа пятьдесят минут.  А, когда все дела были сделаны, включила телевизор. Шёл какой-то фильм, но мысли не давали на нём сосредоточиться, и она выключила его.
Вскипятила чайник и, заварив чай в чашку, начала медленно, по глоточку, отпивать…
– Какой Анька стала интересно?! Всё такая же смелая и дерзкая, как в детстве?
Помню, мне рассказывала, как ушла на болото за клюквой вдвоём с моим одноклассником.
– Ох, и нацеловались мы с ним тогда!
Ничего и никого не боялась. 
– А я? Какой я стала? – задумалась Людмила Петровна. – А что я ей расскажу о себе?
– Вышла замуж вроде бы по любви, но уже на свадьбе муж дал понять, что меня не любит, а женится в отместку той, которая ему изменила. Ему льстило  то, что жена – дипломированный специалист и не избалованная какая-то городская фифа, а деревенская: умеет и грядку вскопать, и стог сметать. Думала: стерпится-слюбится. Но годы шли, а от мужа не было ни внимания, ни любви. Единственная отрада – дети и работа. В них-то я и растворилась, даже не заметив, с каких пор.
Муж у меня видный. Когда познакомились, он был механиком, позднее его поставили главным механиком. Механизаторы и шофера уважали его и в знак уважения часто угощали. Случались запои. В такие дни особенно было тяжело и невыносимо горько. Но разве будешь подружке об этом рассказывать?!
Да и на сторону часто заглядывал. Конечно, явных измен не замечала, но неприязнь к себе чувствовала, особенно на праздниках, поэтому праздники  превратились с годами в мучение. Полюбила уединение, тишину. Дети взрослели, прибавлялось забот. Получалось не так, как хотелось. Сколько слёз выплакано. Ни советчиков, ни утешителей. Но разве об этом будешь рассказывать?!
На работе тоже не всё так гладко. Некогда крупный колхоз со времени перестройки претерпевал реорганизацию за реорганизацией. Зарплаты в колхозе падали. Колхозники видели причину этого в недобросовестном начислении зарплаты главным бухгалтером. Не раз и не два приходила домой со слезами. А дома – ни поддержки, ни сочувствия. Попала в больницу с нервным срывом. Лечилась долго и мучительно. Но разве об этом  будешь рассказывать?!
После больницы пришлось рассчитаться по собственному желанию и устроиться на пекарню. Там хоть и тяжело физически, но зато голова не забита цифрами.
Так за мыслями Людмила Петровна и не заметила, как подкрался рассвет. Время на часах показывало шесть часов. Она начала торопливо собираться.  Договорились встретиться в райцентре, до которого ей нужно ещё ехать на рейсовом автобусе часа полтора. Была середина августа. Утро стояло  прохладное. Серый густой туман обволакивал дома. На автобусной остановке никого не было. Ожидая автобуса, переживала: «Будет ли?!», но напрасно:  автобус пришёл вовремя. В салоне автобуса от покачивания заснула. Только сильные тряски на мгновение будили, но бессонная ночь давала о себе знать и проснулась только в райцентре.
Выйдя из автобуса увидела призывно машущую рукой женщину. Присмотрелась – это была Аня. В толпе бы, наверное, прошла мимо её, но сейчас было время присмотреться и увидеть знакомые черты лица: курносая, всё та же чёлка по глаза, смешинки в уголках губ.
– А я тебя сразу узнала! – воскликнула Аня и сгребла Людмилу Петровну в охапку.
– Всё такая же бойкая и энергичная, – отметила про себя  Людмила Петровна и ответно обняла её и троекратно поцеловала.
Зашли в магазин, купили пару пачек сока и пирожков, на рынке – искусственных цветов.
– Сходим на кладбище, проведаем родных.
 Затем наняли такси и поехали на малую родину, которая находилась в двадцати километрах от райцентра.
Дорога была заасфальтирована и через пятнадцать минут они уже шагали по знакомой дороге, ведущей на кладбище, там разошлись.  Прибрали могилки, положили цветы и угощение, а после направились в родную деревню. По дороге встречались прохожие, многих из которых не узнавали. Кого узнавали – останавливались, разговаривали, вспоминали.
Подходя к деревне, отметили: жива! На огородах копошились люди…
Пройдя по деревне взад-вперёд, вспомнили, как в школу бегали по тропинке, как летом купались в реке…
–  А ты помнишь? –  спрашивала то одна, то другая  и лились воспоминания из детства, разбавленные то смехом, то набежавшими слезами… Деревню покидали притихшие.  За деревней остановились, присели на луговину, перекусили.
– Аня, а как ты живёшь? Мы же с тобой в последний раз как-то не по-людски расстались. Как будто ты обиделась на меня. А на что, я до сих пор не знаю, – начала Людмила Петровна. – Я пыталась с тобой связаться. Нашла номер твоего телефона и два раза звонила, но никто мне не ответил.
– Люсь, да забудь ты про ту дурацкую встречу. Была, видимо, не в настроении, вот и сорвалась на тебе. Все тогда донимали меня, что нагуляла дочку. Но тогда мне всё это надоело и махнула я на Урал со случайным знакомым. Мы даже с ним поженились. Свадьбы, правда, не было, просто расписались. Дочке сделали операцию по выправлению ножки, она замужем, растёт внучка, уже пятиклассница.  Но с мужем прожили недолго – разошлись.
Людмила Петровна слушала и невольно улыбнулась: « Нет, не изменилась Анька: всё такая же бойкая и решительная».
А та продолжала:
– Нет, он был хорошим. Да мы и сейчас с ним в хороших отношениях. Просто я влюбилась в другого. Детей, кроме дочки,  нет. Наверное, случай с дочкой напугал и рожать больше не решилась. С другим сначала хорошо жили. Он был дальнобойщиком, а я работала продавцом в продовольственном магазине. А ты сама знаешь, какой в то время был дефицит и с продуктами питания, и с одеждой. Снабжала знакомых начальников дефицитами, те угощали, в результате начала прикладываться к стопке. Втянулась. Сначала с работы уволили, затем муж ушёл. И, если бы не дочка, спилась бы окончательно. Может, именно в тот период ты и звонила. Дочка уже вышла замуж за очень хорошего человека, доктора по профессии.  Вот он-то и помог мне справиться с  моим недугом: не пью уже седьмой год. Два года назад мужу дочки предложили работу в Питере. Он согласился и мы переехали. Я не работаю, помогаю по хозяйству, провожаю внучку в школу и встречаю. Ну а ты, Люся, как? Рассказывай, давай!

Людмила Петровна слегка призадумалась… И, если ещё ночью не знала, что будет рассказать подружке о себе, удивилась, как  слова находились сами собой.
– Да у меня как-то по сравнению с тобой всё слишком обыденно. Если помнишь: окончила техникум, получила специальность бухгалтера. Направили меня тогда работать в довольно-таки крупный колхоз. Заочно окончила институт, назначили главным бухгалтером, в должности которого и проработала двадцать восемь лет. Замуж вышла за механика того же колхоза. Двое детей: дочь и сын. Живут уже своими семьями. Было своё хозяйство: корова, поросята, овцы, куры. В восьмидесятые, в перестройку,  было особенно трудно. Зарплаты не выдавали, товары – по талонам. Ни одежды купить, ни обуви. Но, слава Богу, выжили. Сейчас всё хорошо. Я на пенсии, муж подрабатывает сторожем. Дети приезжают часто, на лето привозят погостить внуков – их у нас трое.
Людмила Петровна рассказывала и удивлялась: «Оказывается, не так уж плохо я и живу!»
Через недолго такси их везло в райцентр, где Аня проводила Людмилу Петровну на автобус, обещая приехать и на следующий год.
На душе у Людмилы Петровны было умиротворение и покой. При приближении к дому увидела хлопочущего около парников мужа.
– Да всё у меня хорошо! – подумала про себя, а вслух прокричала мужу:
– Привет!