порывы ветра сдуют лёгкий зной
шесть вечеров по звездам незнакомым
бессменный бармен руку тянет к рому
ее испанский так же плох, как мой
однако, здравствуй, камераде Че
ты знаешь, я завис вне революций
и так мне срок отмерен слишком куцый
чтоб поправлять ей лямку на плече
тянуть же лямку не согласен, нет
всё это бред и сплин буддийской майи
я лучше ткнусь в промежности папайи
всё остальное вне, амиго, - бред
мы все из лона вышли, и туда
должны стремиться в трезвости и после
я вспоминаю ту благую осень
когда ты был ещё немыслим, да
мой друг, когда бы я подумать мог
что окажусь под пальмой, где ты грезил
я раньше нежных ножницами резал
и золото из воздуха пил впрок
и это был предел и мой зенит
какая Куба? мне бы тихо слиться
пока тоска, обезобразив лица
пьянит меня, рифмует и звенит
и вдруг я здесь… о крокодилий сюр!
судьбы насмешка! сахар тростниковый
прилип ко рту, к рукам, свой танец снова
заводит рядом нежный бедокур
и я в её руках как тот тростник
ты тоже вряд ли мог сопротивляться
от лона нет щита ни у паяца
ни у политика, ни воина нету их
поэтому долой весь бунт и стыд
я знаменую криком первородным
излишек семени на лоне ровном
слегка припухлом, пусть себе манит
оттуда вышел, но услышав зов
войду обратно, как в берлогу, спрячусь
на несколько минут побуду мачо
исполню все, как завещал Назон
и пусть она скорей тебя поймёт -
я верю, ты поймёшь меня вернее:
когда бедняга ум под ней немеет
и сладостен, как манго, ее гнёт