Зимой темнота ранёхонько накрывает деревню Лесные Поляны. Вечер застилает синевой, крадется потихонечку, как огромный дед в мягких из овечьей шерсти катанках. Синь эта наваливается всё тяжелее и гуще. Вроде осторожно крадётся вечерняя заря по небу розовато- фиолетовой огневицей, как вдруг хлоп – темень, и стужа пуще дневного мороза. Ветки деревьев все инеем покрыты, аж похрустывают. Снегу кругом навалило, метелями намело, прижало к загорадям из частоколов, сотворив высокие сугробы. Сельчане перины из снежного пуха притоптали, мороз пришиб, вот и ходи теперь по обочинам сугробов, как по горным вершинам.
Притаптывали дорожки и мимо застывшего болотца. Одна такая тропинка к телятнику ведёт. Телятник старый, сооружен из древесины, которая от времени обветшала и приобрела землисто- серый цвет. Зимой в нём тепло. Коров во множестве: больше пяти - шести десятков. Все они большие красно и черно- пестрые, стоят на цепи, жуют силос или солому, а иной раз дроблёные зерна, запаренные кипятком. Бывает облизывают камень из соли, чтобы потом из деревянной кадки много воды пить и молоко давать. А уж как устанут, то разлягутся на подстиле из сухой тёплой соломы и мирно спят.
Громыхает транспортёр по желобу - коровий навоз катится, что на удобрение пойдёт. Животные смирные, с крупными изогнутыми рогами, над огромными глазами нависают пушистые ресницы. У каждой своя красота ядрёная и кличка выразительная, ни с бухты- барахты, а со значением : Марта, Апрелька, Цыганочка, Зорька, Полянка. Каждая доярка свою коровушку ни с какой чужой не спутает, привыкают- ведь каждое утро раннее и вечер видятся.
В отдельных яслях телятки новорожденные. Кругом порядок должен быть: и в клетках у телят, и у каждой коровы, чтоб подстил был из сухой желтовато –золотистого цвета соломы. Всех обиходить надо: корм положить в кормушки, водой напоить, а ещё коровам скребками чистят бока от всякой налипшей шелухи, грязи, навоза. Дояркам каждую коровушку приходится подоить руками.
Садятся они на приземистую табуретку , держат коровье вымя и « циркают» струйками белыми молоко- цирк- цирк, цирк- цирк. От каждой по большому ведру, а которая коровка ждёт телёночка её не доят, а называют стельной и особо ухаживают за ней – жалеючи, ожидая отёла.
Летом отправляются все животные гуртом на выпаса под летнее солнце на сочные травы. А зимой все дружно переживают студёные холода в тёплом телятнике.
Помню январские морозы. Ещё накануне бабушка говорила, что скоро Рождество, а там рождественские морозы придут. Что такое Рождество мы не знали. Просто в эти дни бабушки стряпали, много готовили вкусной еды и часто рассказывали, что в прежние времена это был большой праздник. Во дни этого праздника люди наряжались, ходили по разным домам колядовали и славили. А что славили или кого, что это такое колядки, как это можно колядовать мы уже и знать не знали и ведать не ведали. Бабушка рассказывала, что ряженые в медведей, лисиц, воронов и всякую иную животину, люди ходили из избы в избу, рассыпали зерно по дому и пели колядки:
Коляда,коляда,
Открываем все дома,
Все окошки ,сундучки,
Даём конфет, пирожки,
Чтобы было благо вам !
А ещё так:
Сеем, сеем -посеваем
С рождеством поздравляем,
Со скотом, с животом,
С хлебом, житом и зерном.
« Ноне нету такого порядка, а ране и гуляли, и плясали, а ишшо гадали:
Петуха с курочкой к зеркалу ставили, зерно сыпали, воду на блюдце в полуночь
так и судьбу свою девки знали наперед. Как петух пьёт, то знать мужик пьющий будет, коли ест и в зеркало глядит, то и верный и хозяйственный будет. Много было разного уж запамятовала. Таперича другое время, нет того - сгинуло .»Рассказывала мне баба Соня.
Морозы не заставили себя ждать. Студили воздух ледяным дыханием.
У мамы в тот день спина заболела, и я напросилась с ней на работу помощницей. Ну, какая из меня шестилетнего ребёнка помощница ? Я хныкала и отец сказал матери: « Пусть идёт мало- мало поможет, дашь тяпку - пусть у телят почистит навоз».
Мы пришли и на глазах всех доярок и скотников я принялась за работу. Мама на себя надела серый рабочий халат, подвязала выцветшей косынкой красивые рыжие волосы, собранные в пучок. Затем нашла мне маленькую тяпочку, и я отправилась вычищать в яслях навоз. Мужики посмеиваются, а тётеньки подбадривают, мол мамке помогать это дело хорошее.
Теляток в загоне много, я их побаиваюсь, а один совсем слабенький в черно- белых пятнышках покачивается на своих копытцах и всё кашляет. Мама называла его « чахлым» и поила из бутылочки молоком с лекарством. Работницы мой труд похваливают, а я от этого раздухарилась
и того сильней стараюсь. Чахлый телёночек на своих копытцах подобрался ко мне и лижет руку и к ноге жмётся бедненький, а ножки –то его еле- еле держат. Погладила я телка и даже покормила его из бутылочки. Потом пришла высокая и очень важная тетя-зоотехник, все работницы её зовут Тамарой Абрамовной, а дети в нашей деревни тётей Томой. Тамара Абрамовна крупная и ловкая оглядела телка, послушала, напоила какими- то порошками с водой разведёнными, вколола телку укол.
- Ну, чё?.. Как думаешь ,Абрамовна, выходим нет ли телка ?
- Уж постараемся, а там как Бог даст …
Я слушала взрослых и удивлялась, размышляя сама с собой: « А кто ж это Бог, который всё может?» Вот ещё говорят, что Дед Мороз всё может, что он есть на свете, про него папка рассказывал.
В коровнике народ всегда рабочий толпится днём, а ночью моя баба Утя его сторожит. Баба Утя ладная, добрая, лицо её чистое, круглое, как тарелка, она никому ругаться не велит: ни мамке, ни бабушке моей Соне и боженку в разговорах поминает. Баба Утя в телятнике приглядывает за порядком, а вдруг что с коровкой случится: на цепи запутается или телится начнёт, или баба Устя говорит: «оборони Бог, а вдруг – пожар». Здесь горят большие лампы под потолком, посредине копна сена, вода холодная и горячая по чёрному шлангу бежит, пахнет навозом, силосом, сеном травянистым, соломой, молоком, патокой, которую привозят в большой цистерне, иногда рассыпанной хлоркой.
Коровы лениво мычат, слышно как шуршит солома или сено, а так тихо и мирно. Доярки подоят своих коровок, сольют молоко в молоковозку, скотники вывезут навоз и всё на том, и слава Богу.
Рабочий день кончился и мы с мамой потопали домой. Мороз крепкий, скрипучий, колется, щиплет за нос и за щеки. Снег скрипит под валеночками скрип- скрип. Слово молвишь пар изо рта. Темень хоть глаз коли. Помню голову к небу подняла, а оно всё сплошь искрит рассыпанными звёздами. Звезды яркие мерцают, звенят, лучи свои длинные выпустили и сверкают хрусталём, блестят игриво синие, золотистые, зелёные. Кажется нет ничего в мире краше и таинственней зимнего морозного неба. Спрашиваю : « Мам, а чё там на небе из звёзд, как ковшик у нас на кухне?»
А мама мне: « Че –че ?- созвездия, дочка, вон та, которая побольше- большая медведица, а что поменьше- малая, а бывает так и называют большой и малый ковш». Удивилась я тогда несказанно. И много о чём расспрашивала ещё про небо и про звёзды: как далеко они, можно ли до них добраться и рукой потрогать. Пуще всего притягивала взгляд самая яркая звезда. Что это? Как там ей живётся на небесной высоте? Откуда такое мощное ослепительное сияние? Может когда я смотрю на звёзды, то они тоже смотрят? Мне казалось, что звёзды непременно видят меня и что они что – то знают важное и не зря так сияют с неба, а будто зовут куда-то, тянут к себе…
Идти до дома недалеко, но мороз так жмёт, что у меня промерзают руки через шерстяные варежки. Я заныла: « мам, руки замёрзли..» Мама согревает своими тёплыми и мягкими руками мои замерзшие детские ручонки. Мы идём вместе, прижавшись друг к дружке по скрипучему снегу в стылый мороз под звездным небом. Моя мама пухлая невысокая, в нахлобученной фуфайке, теплой клетчатой шалёнке, совсем молодая и я - кроха, ещё не знавшая букваря.
Из трубы нашей избы валит густой дым. Наконец-то калитка скрипнула и мы дома. В избе тепло, огонь полыхает в печи, берёзовые дрова трескают, щёлкают, угли раскаляются. Отец наготовил щей со свининой, баба Соня напекла пирогов с картошкой, капустой и асердями. Сестрёнки меньшие возятся с рыжим котом Васькой, который никак не хочет жить под стулом, куда они его тянут силком, постелив лежак из старого тряпья.
Бабушка Соня сидит возле печи за прялкой и крутит веретено. Овечья шерсть сверху прялки примотана,как косматая борода, а веретёнце так и кружит,так и подскакивает в бабиных руках. Баба Соня больше всех на свете меня любит: она греет мои ледяные ступни, когда я с мороза забираюсь к ней в постель и при этом говорит:"Набегалась ,как беглянка, вот украдут тебя цыгане, если будешь до поздна бродить, вихорь ты с погодой"Бабушка высокая и крепкая, как дерево.У неё черные волосы, немного седые и заплетены в две косички,голова всегда платком покрыта, глаза как незабудки голубые,что растут в березняке. Она рядится в длинную коричневую юбку и кофту с вышивкой. Руки у бабы большие и сильные. Этими руками может и Полянку подоить, и дров наколоть, и прядево прясть.
Вскоре к нам зашла баба Утя, которая принесла булочек и конфет по случаю Рождества.Я любила бабу Утю и рассказала ей и про телёночка, и про созвездия.
И ещё спросила про большую очень яркую лучистую звезду, потому что мамка не знает что это за звезда. Баба Устя у нас одна только знает всё про боженку. Он у неё дома живёт в углу на портрете под стеклом. Называется иконой. Вокруг иконы рушник расшитый висит, а в иконе еще цветы из бумаги. Я Бога боюсь, когда на небе летом случаются тучи и гром, то баба Утя говорит ,что боженка людей ругает, которые злые и детей, что старших не слушают и тех, которые бабушек обижают.
Когда мама бабушке Соне перечит, то баба Устя сразу ей говорит: « Ну. Любка, погоди, погоди, тебе в старости ещё ни то будет». Я слышу их разговор и прямо всем своим детским сердечком чувствую, что будет так ,как баба Утя сказала. Она только добру учит, а ещё свою маменьку – старую - престарую, которую мы - внуки и правнуки так и зовём баба – старенька, всегда жалеет и почитает.
Баба Устя мне объяснила , что это звезда Рождества Христова, потому что родился спаситель всех людей. Я спросила: « Бог родился? »
- Христос родился – это сын божий. Уточнила баба Устя.
-- А теля Христос может спасти ? Задала я вопрос.
- Бог всё может, внученька моя.
-- А чахлого телёночка спасёт ?
А ты помолись и спасёт.
- Я не умею.
А ты просто скажи: « Господи, спаси телёночка» и Бог спасёт.
- А он точно всё может ? Не унималась я, потому что мамка и папка хитро улыбались.
- Всё только доброе, а худое не станет делать.
Помню той ночью я подобралась к окну, чтобы звезду увидеть, но двойные рамы были все покрыты узорным инеем. Мороз так чудесно разукрасил стекла ветками елей, розами, снежинками, звездочками и ничего толком не видно. Рамы плотно оклеены, внутри вата нарядная в мишуре, игрушки красиво разложены мамиными заботливыми руками. Пока все спали, а свет на кухне мы не гасим. Я сняла с печи тёплые пимишки, нахлобучила шубку , шаль на голову и вышла на ночной мороз. Сразу же увидела звезду спасителя и прошептала три раза: Звезда рождества, спаси телёночка! Звезда рождества, спаси телёночка! Звезда рождества, спаси телёночка и нырк в избу, в тёплую кровать.
На другой день с утра зарядила метель. Небо потемнело. Ветер выл за окнами, разгоняя морозную стужу, вздыбливая снежные сугробы. Метель рвалась, будто ошалевшая, устраивая свои чудные пляски, будто размахивала белой ажурной фатой. Колотились оконные ставни,раскачивались тонкоствольные акации в полисаднике. Вскоре посыпал пушистый снег, всё кружилось, вертелось,путалось за окнами. Гулять на улицу меня не пускали. И я, прижимаясь к оконному стеклу,наблюдала за свирепой пургой и пушистым снегом, хоть и мало что видела сквозь замерзшие стёкла, а только слышала протяжное завыванье,хлопанье ставень, а когда повалил снег, то буйство ветра стихло под тяжестью пушистого снега.
Сестрёнки играли в куколки.Наряжали их, устраивали застолье.А мне не хотелось.Думы мои были про чахлого телка, про звезду Рождества и про Бога, о котором я ничего не понимала.
Бабушка Соня, сидела за прялкой приговаривала,посматривая в окно:"ишь ты,язви тебя, разгулялись - вихорь с погодой... Знать мороз ослабнет."
Только через два дня,когда погода милостиво установилась мне дозволили пойти к бабе Уте. Шла святочная неделя и стряпня была у нас почти каждый день.
Баба Соня завернула мне лепёшки, горячие пирожки и велела нести бабе Уте и бабе Старенькой.А я довольнехонька, несу гостинцы, завернутые в пакет,поверх рушник,чтоб не остыли. Избы наши через дрогу наискосок друг от друга.
Баба Утя рада- радёшенька. Это не потому ,что лепёшек хочет, а потому что я ей несу. Она помогает мне снять шубку, пимишки и сажает за стол. На столе пузатый самовар. Баба Соня говорит,что мол самовар- это прихоть Уткина.
Мне наливает чай, мёд в блюдце и булочки. За моей спиной висит икона с " боженкой", баба Устя крест кладёт, а потом чай начинает пить. Я робею очень,еду не трогаю, от того ,что не понимаю мне тоже надо крест класть или нет.У нас дома никто не верует в бога, никто не молится, крест не кладёт даже баба Соня, а папка и вовсе смеётся. Бабушка Утя спросила:внученька моя, ты пошто не ешь?"
Я смущенно говорю:" А мне надо? и нелепо делаю руками движения похожие на то как она делает. Баба Утя отвечает: " Ты не крещёна, так уж и не надо".
Я вздохнула и потянула ложечку за мёдом. Мёд я очень- очень люблю! У нас его дома не бывает.
Баба Старенька сухонькая, как косточка, сидя на своей кровати, повязала платок черный в пестрых цветках. Руки её нервно подрагивают от старости, а на пальцах топырятся узловатые шишки. На прикроватный стульчик всё вкусное поставили:" Сонька ли чёли пироги-то пекла?" спрашивает она.
Так мы сидим чаевничаем. Две бабушки,я и ещё боженка под стеклом.
В избе у бабы Усти чисто, на окнах подсиненые синькой занавески, за окном тихий снежок.
Вечером баба Утя отпрашивает меня у мамки с ней сторожить на ночь в коровник. Мать не отпускает, а я плачу и обещаю её не слушаться, а ещё когда мамка старая будет, то не пущу её на улицу и конфет разу не дам. Она сердится и грозит:" Поговори ещё у меня ремень -то недалеко.Ишь матери зубы выставляет!"
Отец смеётся и велит отпустить меня.
Мы с бабой Утей,повязанные тёплыми полушалкам, в катанках,двое - старый да малый, идём в кашару. Морозец легкий, небо усыпано сверкающими звездами. Золотой месяц улыбается с небес и пасёт звёздочки свои, как пастушок.Может у него и рожок есть или дудочка.Месяц играет музыку, отливая золотом, а звёздочки кружатся, сверкают и звенят, как колокольцы. Тихо так, душевно.Только очень высоко и не слышно на земле.
Приходим с бабушкой в телятник. Там делаем обход всех коровок. Я бегу к клетке с чахленьким телком. Но его нигде нет! Я разревелась.
-Ты пошто ревёшь, язви тебя? Спрашивает баба Утя. Я сквозь водопад рыданий объясняю, что телёночка нет, что помер чахлый.
Баба Устя берёт меня за руку подводит к другой клетке:" Гляди -ка, вот он живёхонек, слава тебе Господи, оклемался.
-Это не тот! рыдаю я.
- Гляди -ка хорошо...,как не тот? Лобик -то у него мечен, видишь звёздочка прямо поперек и под глазком чёрненько...Ну, он ли не он?
- Он! радостно ,всхлипывая, отвечаю я.
- Спасибо Абрамовной, ездила в город за лекарствами.Пояснила баба Утя.
Теленочек бодро разгуливал по клетке и был совсем здоров. Вдруг он подошел к калитке и стал ластиться к моей руке. Я гладила его своей ладошкою, а он склонялся всё ниже головой, словно желал, чтоб его любили и жалели.
- А как его назвали? спросила я.
- А так и прозвали Добрячок.Вишь ласковый какой, помнит тебя, к рукам льнёт.
- Бычок- Добрячок! Сказала я и мы с бабушкой весело засмеялись.
Долго ещё думалось мне,что кто- то там высоко на небе слышит нас, не оставляет в беде. Может это звёзды или боженька,что на иконе в избе у бабы Ути. Мне не было это ведомо, но одно утешение, что есть эта сила, которую нельзя понять детским разумением ,а только можно почувствовать, как дыхание или как тепло.
Мы с бабой Утей укладывались спать на высокую копну сена.Поверх копны толстые овечьи тулупы и фуфайки. Тихо кругом, и только баба Утя всё крестится и шепчет:" Господи Иисусе Христе,Сыне Божий,молитв ради Пречистыя Твоея Матере,преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилуй нас .Аминь."
И долго так ещё разное шепчет и засыпают под её монотонные звуки все коровки, телята в клетках, и я начинаю тихонько сопеть своим маленьким, как у синички курносым носиком.