-Я видеть не могу фортепиано! -
Домашним заявила я вчера.
И, чувствуя задатки атамана,
Ревела в голос:
- Выбросить пора!
Оно, вообще, меня лишило детства:
Где хобби, игры, книги… и любовь?
Детишек оглушила по соседству,
Разучивая гаммы вновь и вновь.
Шагаю в музыкалку, как на плаху,
А дома ждёт потёртый инструмент.
Да лучше б вы купили мне «Ямаху»!
Ведь это не пианино – монумент!
Нескладное, тяжёлое, большое,
В царапинах и сколах по краям.
Не чёрное, как раньше, а седое,
Ровесник позабытым королям!
Как кукла, деревянный Буратино,
Легла безвольно я на инструмент…
И посмотрев на внучку и пианино,
Вдруг бабушка сказала:
- Аргумент!
Выбрасывай. Я только попрощаюсь,
Не выдержать мне девичьих атак.
На крышке я уже не помещаюсь,
А в детстве повисела ещё как!
Я, правда, пианино защищала
И чувствовала сердцем, что права:
Упрашивала, плакала, стращала…
Зачем?.. Чтоб не забрали на дрова.
Ну, что ты, внучка, смотришь удивлённо?
Была война. И холод ледяной.
По клавишам я била исступлённо,
Напуганная страшной тишиной.
Сестрёнке я покоя не давала,
Голодный бред пытаясь отпугнуть,
Нам музыка обеим помогала
Смертельным сном навеки не уснуть.
Когда во рту за целый день ни крошки,
Нет сил в бомбоубежище бежать,
Соседи попросили при бомбёжке
Лишь громче и уверенней играть.
И я играла. Страстно, одержимо,
Как будто ноты спорили с войной.
Снаряды почему-то били мимо,
Сметённые неведомой волной.
Мы выжили…
Молчание…
- Немножко
Тебя тут обижали невзначай, -
И бабушка погладила ладошкой
Царапину на крышке.
- Не серчай!
Тебя всегда считали мы с сестрою
Хорошим другом. Как сейчас предам?..
А я стыдливо гладила рукою
На чёрном лаке застарелый шрам…
Но, кажется, затягивалась рана,
Когда вчера всем спорам вопреки
Концерт игрался для фортепиано
В четыре женских ласковых руки.