Любовь полюбить мне не так уж и просто,
хотя так велел и Господь и апостолы.
Пусть леденеет дорога до рая,
ведь мир без тебя не живёт — умирает.
Безмолвные связи, ненужные песни,
молчание пусто и неинтересно.
Котомка Пандоры... Себя ты открыла.
Молчание громче первейшего взрыва,
сильнейшего поля, мельчайшей частицы.
Закрою тебя, но тебе не закрыться.
Тебе не за тридцать
серебряных круглых
отдал свои лица,
забывше про ругань.
Тебя я не вижу, но чую спиною,
мне это так странно... Быть рядом с тобою.
Я больше не прячусь. Я молвлю. Я вот он.
Но проклятый город... Трясина, болото.
Засилье и кротость.
Последняя радость...
Забота о жизни —
всё, что мне осталось.
Я вижу кого-то. Кого-то другого...
В конце моём тоже останется Слово.
Последнее Слово окажется спето
о том, что любил не Любовь, а Победу.
Не боль, а Заветы, умеешь ты слушать...
И чтобы спасти, я гублю свою Душу.
Вокруг без тебя невозможно и тленно,
мне даже не сгинуть — мне всё по колено.
И пусть меня вызовут медные трубы,
всё дёшево-просто, но дорого-любо.
И пусть меня Бог, несомненно, поправит,
но мир без тебя не живёт — умирает...
Тринадцать законченных нот моей ночью
звучат, будто эхо, чтоб это закончить.
Чтоб, может, читать про себя надоело.
На кипенном фоне, одетая в белом...
А я в черноте, постоянно на студии
вечности, рядом со мной мои люди.
А ты убегаешь на сорванный праздник.
Там небо сгорает, а солнышко гаснет.
Душа моя пасмурна,
голос мой весел.
И если сгораю,
отдам себя весь им.
Останется после ручей из спиралей,
стремящийся в небо, стирающий грани.
Скрываю себя, но ни разу не скрою
и мир без тебя потяну за собою.
Ища в волшебстве, и науке, и вере
те символы, что я однажды похерил.
Добреющим утром, прощальною ночью
приходит пора, чтобы это закончить.
И новенький день воссияет над миром,
все радуются. Всё красиво и мило.
Тебя проиграл в бесконечную бурю.
А ты? Ну, а ты? Ну, а ты существуешь.