нет

Этот мир для двоих был условно,чертовски мал. У консьержа на столике пачка писем ее, скрепленная зажимами для бумаг. Не читал их не в год знакомства с новой очередной. Ни читал их когда заходил домой. Не хотел ее почерк корявый смешной смотреть, это вытерпеть тоже надо еще уметь. Если все заканчивать - то вот так. Никаких после писем, он не дурак. Он то знает, где будет сильнее всего болеть. Он не может читать эти строчки и не гореть. Лучше выбрать зиму с сосульками на домах, и метели несущие смуту и кавардак. Лучше просто уехать куда-то за самый полярный круг, и забыть этот образ в башке, словно он приют всех улыбок ею посланных не ему.  Всех прощаний ее и поникших плеч. Этот образ над ним, как дамоклов меч. И он тянет резину. Уже июль. Говорят, что все бури уходят с зимой, а его в строю. И в пучине болот, он идет на дно. И из всех ее писем - берет одно. Ее почерк смешной, выдает возню. Она точно не думала, что рассказать ему. Но отчетливым взглядом, он видит боль. Но такой покой разливается, ох покой. Она пишет ему в каждом слове про «нелюбовь», и про то, как не любит его уже года два, и с уходом его не рушится мир, хоть она одна. Не уходит земля из под старых кед, и что в мире и без того, столько всяких бед. Пишет так, что сжимается сердце зажимами для бумаг. И бардак в голове его, и бардак. Он порвет письмо и уйдёт на юг. Чтобы больше письма ее не дошли ему. Чтобы самому случайно не дать ответ и взорвать свое сердце осколками от комет. Даже если столкнется с ней через много лет, он ошибок не сделает больше. Нет.