Замёрзший сад ладони прячет в белый иней.
Остатки позднего тепла вмерзают в лёд.
По оголённым нервам тонких, бледных линий,
в застывших прутиках жизнь больше не течёт.
В закате замер крик прощальной литургии,
на юг летящих птиц, уставших гнёзда вить.
Теперь пути им предначертаны другие
и сад умолк, не в силах больше говорить.
С невольным вздохом из угасшей жизни вынут,
последний лист, сорвавшись завершил распад.
Сухим осколком неба навзничь опрокинут,
застыл в ручье, вверх устремив потухший взгляд.
И стало тихо, словно в зале заседаний,
где суд присяжных наугад вершит судьбу.
Ту, что не знает тесноты бетонных зданий,
с тяжёлым запахом наложенных табу.
В той круговерти неизменного порядка,
всё перемелется, желаньям вопреки.
И сад, который раз смирясь, в сухом остатке
получит свой покой из вызревшей тоски.
Нет в том беды, что сон приходит во спасенье,
не в силах справиться с бездушной белизной.
Спи милый сад – зима всего лишь на мгновенье
отсрочит то, что называется весной.