Эпиграф
Любой герой любого произведения решает вопросы, волнующие автора. С трудом представляю, как может быть иначе. Правда, вопросы, стоявшие перед той интеллигенцией, нам близки и понятны: например, что делать человеку, воспитанному в сложных и богатых временах, когда наступили простые и плоские.
Дмитрий Быков, из интервью после выхода книги
Роман «Остромов и ученик чародея» Дмитрия Быкова о деле ленинградских масонов 1926 года, опубликованный в 2010 году, является последним из «безымянной» трилогии, начатой романами «Оправдание» (2001) и «Орфография» (2003).
О чём этот роман для меня лично? О поиске человека себя в мире, где все смыслы потеряны, и сам человек потерян, как смысл. Мир окружающий главных героев, это эпоха нэпа в Советском пространстве, 25-39 годы 20 века. Персонажи составляют собой странный винегрет, приправленный эзотерическим маслом, как закрепителем зачастую противоположных по своей сути личностей и сущностей, мировоззрений и миросистем.
Действительность той России с её тотальной склонностью к некромантии, описана автором очень живописно и вложена в уста трикстера – Остромова, который собирает вокруг себя кружок так называемых «бывших», людей прошлого века и минувших ценностей, которым нет места при советской власти.
«Все эти герои — особенно в России, где никого не убеждает чужой пример и не останавливает чужая неудача, — в сущности, пища и ничего кроме. Я могу им сострадать, когда ими хрустят, но завидовать не могу, увольте. Мир не поймал меня, — но тут уж я сам должен у себя спросить: для чего он меня пощадил? В лучшие времена есть целый слой таких непойманных, тайное общество затаившихся в складках, как называете это Вы, — и они нужны, во-первых, для того, чтобы подмигивать друг другу и внушать, что мы не одни такие (иногда нас действительно довольно много, хотя никогда не большинство), а во-вторых, чтобы делать дело, единственно важное дело. Оно разнообразно, его трудно определить, и если бы не отвращение к красотам, особенно в разговоре с Вами, я сказал бы, что дело это — ткать тонкую ткань мира, то есть делать то главное, ради чего и существует в конечном счете вся эта кровь и глина, с ее периодическими революциями, бурлениями и другими чисто физическими процессами. Мир иногда — больше того, всегда — представляется мне в виде людоеда, который хоть и жрет кровавую пищу, но иногда, нажравшись, сочиняет две-три рифмы, и я та самая клетка его мозга, от которой это зависит».
А вообще есть ли место таким людям когда-либо? – спрашиваю я себя. При каком общественном строе homo creates станет приемлем сам по себе, а не в контексте выражения тех идей и концепций, на службу которым он будет призван извне или пристанет сам, потому что физическое существование требует пищи насущной и крова над головой действительного? Или все мы – взращённые и вскормлённые совдеповски-людоедской действительностью, уже не можем помыслить и почувствовать себя не иначе, как в тех структурах ограничения, ставший нашей плотью и кровью. И даже духовные истины – это всего лишь навязанные нам концепции кого-то, чтобы… что? Манипулировать нашим сознанием, накалывая его, как бабочку на иголочку, чтобы сделать красивый и поучительный гербарий из творческих личностей?
«Знатоков духовной науки преследовали при всяком строе, и ни одна власть не делала свободней то, что только и нуждается в освобождении, — умы!» А есть ли такие знатоки? Кто они? Где, а главное, как отделить тех, кто знает истинно, и тех, кто знает об истине по книгам и чужим рецептам, словно знание – это еда, которую можно состряпать на скорую руку для кормления алчущих пищей духовной.
Только за всякую еду тоже нужно платить, и каждый из масонского кружка в Питере 26 года заплатил свою собственную цену. (Фабула, как в интервью сообщает Дмитрий Быков, взята из дела о масоне Астромове, реальном человеке, ученике Ламброзо, который занимался оккультизмом под крылышком ГКЧП, однако, как тогда было сплошь и рядом, это не спасло от преследований и ссылки ни его, ни его учеников.
Как подумала, сидя в камере предварительного следствия одна из слушательниц кружка, добрая и открытая миру и любви девушка Надя Жуковская: «Надо успевать садиться за спекуляцию или иной нестрашный грех, потому что если у тебя вовсе нет грехов - расплачиваться придется за небывший, страшнейший, за тот, который они выдумают». Такова была практика – сломать, чтобы сломить всё человеческое.
«Конец света ещё нужно заслужить, а где нет света, нет и конца» - эта фраза может быть сконцентрированной формулой этой книги. Хотя главный герой – Даня Галицкий, воплощение двух реальных людей той эпохи – поэта и математика Даниила Жуковского и поэта-мистика, написавшего «Розу мира» Даниила Андреева, выходит живым из мёртвой воды перехода по Ту сторону бытия. Познав левитацию, научившись исчезновению, выпустив из себя имаго нечеловеческой силы, попав в застенки, ознакомившись с эонами Того мира, Даниил остался в мире по такой простой, человеческой причине – любви к ближнему.
Что ж, пожалуй, познав божественное, самое трудное и самое прекрасное – остаться, чтобы передать этому миру маленькое, но такое важное знание, - свет внутри каждого может быть.