3 января 1936 года родился поэт
Николай Рубцов родился в селе Емецк Архангельской области. Его отец, Михаил Рубцов, был начальником отдела рабочего снабжения и отвечал за поставку продуктов в местные магазины. Мать, Александра Рубцова, следила за хозяйством и воспитывала шестерых детей. В 1937 году из-за службы отца семья переехала в город Няндому. Рубцов много времени проводил на свежем воздухе. В рассказе «Дикий лук» он писал: «На берегу реки собрались мы однажды все вместе: отец, мать, старшая сестра, брат и я, еще ничего не понимающий толком. День был ясный, солнечный и теплый. Всем было хорошо. Кто загорал, кто купался, а мы с братом на широком зеленом лугу возле реки искали в траве дикий лук и ели его». Вечерами мать рассказывала детям сказки и пела.
В 1941 году началась Великая Отечественная война, и отца призвали на фронт. А через несколько месяцев тяжело заболела мать. Все заботы о семье взяли на себя старшие брат и сестра. Николай Рубцов вспоминал: «Старшая сестра, поднимаясь задолго до рассвета, целыми днями стояла в очередь за хлебом, а я после бомбежек с большим увлечением искал во дворе осколки, и если находил, то гордился ими и хвастался».
В апреле 1942 года после долгой болезни мать умерла. Детей определили в интернаты. Николая Рубцова дважды переводили: сначала он попал в местный Красовский детский дом, затем — в Никольский в Вологодской области. В первые месяцы он несколько раз пытался сбежать домой, но его возвращали.
С 1943 года Николай Рубцов учился в школе при интернате. Во время войны бумаги не хватало, поэтому вместо тетрадей использовали старые газеты и журналы. Любимыми предметами Николая Рубцова были рисование и музыка. Он сам научился играть на гармони и по праздникам выступал на самодеятельных концертах. В 1945 году Рубцов сочинил первое четверостишие — «Зима», а вскоре завел альбом, куда записывал свои стихотворения. Каждое произведение будущий поэт иллюстрировал. Чаще всего на картинках в альбоме было изображено море: он мечтал служить на флоте и увидеть другие города и страны.
В 1950 году Рубцов окончил семь классов и поехал в Ригу поступать в мореходное училище, однако не прошел по конкурсу и вскоре вернулся обратно. Чтобы получить специальность, он стал студентом лесотехнического техникума в небольшом городе Тотьме Вологодской области.
На каникулах после второго курса Николай Рубцов поехал в Архангельск, где пробовал поступить в мореходную школу рыбной промышленности, но снова неудачно. Тогда он устроился помощником кочегара на Архангельский траловый флот. В 1952 году будущего поэта определили на судно «Архангельск». Рубцов должен был убирать золу из топок и подвозить тачки с углем. Он писал: «Я весь в мазуте, весь в тавоте, / Зато работаю в тралфлоте!»
Работа была слишком тяжелой, и в 1953 году Рубцов уволился. Он решил получить образование и осенью этого же года подал документы в горный техникум в городе Кировске. Будущий поэт часто прогуливал лекции, засыпал на занятиях. Хуже всего ему давались профильные предметы — химия и геология. Весной 1955 года Рубцов бросил техникум и уехал в Ленинград, где вскоре устроился слесарем на военно-испытательный полигон
В конце 1955 года Рубцова призвали в армию и отправили на Северный флот. В свободное от вахты время он писал стихи. Газета для моряков «На страже Заполярья» опубликовала некоторые из них: «Старпомы ждут своих матросов», «Хороший улов», «В океане», «Летел приказ». Вскоре при издании появилось литературное объединение. На еженедельных собраниях журналисты учили всех желающих писательскому мастерству. Николай Рубцов сразу же стал членом кружка и редко пропускал встречи. Позже он вспоминал: «В газете я уж на себе испытал, что значит быть связанным строго заданными темами, не допускающими, так сказать, «художественной самодеятельности». <…> Все авторы изощряются в выискивании оригинальных деталей, но главная-то мысль все равно не оригинальна, поскольку она газетная, казенная, как матросская шинель, выданная под расписку».
В 1959 году поэт демобилизовался и вернулся в Ленинград, где устроился разнорабочим на Кировский завод. Через год Николай Рубцов вступил в городское литературное объединение «Нарвская застава». Встречи проходили поздним вечером, после работы. Члены кружка читали стихи и обсуждали художественные приемы русских классиков: Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Владимира Маяковского, Сергея Есенина.
Рубцов стал больше времени проводить за книгами и литературными журналами. У него появилась мечта — опубликовать стихотворение в молодежном издании «Смена». В начале 1960-х годов поэт написал произведения «Соловьи», «Старый конь», «Левитан», «Видение в долине» и отправил их в редакцию, но ни одно не взяли в номер. Тогда друг Рубцова по кружку — литератор Борис Тайгин — предложил ему не ждать публикации в журналах, а самому выпустить небольшой сборник. В 1962 году Рубцов выпустил первую книгу «Волны и скалы» из 38 стихотворений. Поэт вручную напечатал ее на машинке.
В это же время Николай Рубцов решил поступить в Литературный институт имени Горького. Сначала ему пришлось сдать программу за 10-й класс: в интернате он окончил только семилетнюю школу. В 1962 году Рубцов получил диплом о среднем образовании. На творческий конкурс в институт он принес свой сборник «Волны и скалы». В августе этого же года поэта зачислили на первый курс.
Николай Рубцов попал на курс к писателю Николаю Сидоренко, ректору института. Группа была дружной, и дебаты о поэзии после лекций продолжались в общежитии. Часто студенты собирались в комнате у Рубцова. Однокурсник поэта Валентин Солоухин вспоминал: «Вначале я думал, он шутит, но со временем убедился, что не было у Рубцова привычки закрывать комнату на ключ. Во время заезда заочников многие этим пользовались. Николай заявляется с лекций, а в комнате дым столбом — идет поэтический диспут». В начале 1960-х годов Рубцов написал стихотворения «Стихи из дома гонят нас», «О чем шумят друзья мои, поэты», «Дуэль».
Стол его всегда был завален стихами, старыми и новыми, рукописными и
отпечатанными на машинке. И я никак не мог понять, когда же он их пишет.
Во всяком случае, ни разу не видел его «сочиняющим» стихи. Днем у него
явно не было для этого времени, вечерами мы шли к кому-нибудь в гости или
к нам кто-нибудь приходил. Ложились всегда поздно, и утром я видел его
обычно еще спящим.
Эдуард Крылов. Из очерка «На первом курсе»
Лето после второго курса Рубцов провел в Вологодской области. Лирика поэта после поездки на родину изменилась: он стал больше писать о природе. Вскоре Николай Рубцов сочинил стихотворения «Тихая моя родина», «Я буду скакать по холмам», «Прощальная песня», «Русский огонек» и другие. Все они описывали красоту северной деревни и быт простых людей. Однокурсник поэта Эдуард Крылов вспоминал: «Самыми же преданными его почитателями были люди нелитературных кругов. Все они, кому я читал стихи Рубцова, просили переписать их и познакомить с поэтом».
В 1964 году Николай Рубцов решил издать новый сборник стихотворений. Машинописный макет книги он сделал за несколько ночей. Валентин Солоухин вспоминал: «Я отдал ему машинку. Через несколько минут он уже стучал, работал всю ночь. Печатал он медленно, с большими паузами, как потом он сам сказал, почти каждое стихотворение правил на ходу. Только утром на какое-то время стук затих, а как только проснулось общежитие, машинка застучала снова». Сборник приняло издательство в Архангельске, и его включили в план по выпуску на следующий год.
Летом 1964 года поэт перевелся на заочное отделение и переехал в Вологду. Рубцов вспоминал: «Здесь за полтора месяца написал около сорока стихотворений. В основном о природе, есть и неплохие, и есть вроде бы ничего. Но писал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас». В короткий срок появились стихотворения «Звезда полей», «Добрый Филя», «Мне лошадь встретилась в кустах». Все эти произведения в августе того же года напечатал литературно-художественный журнал «Октябрь».
В 1965 году в Архангельске вышла книга «Лирика» — первый типографский сборник Рубцова. Поэта стали приглашать на вологодские литературные вечера, а местные газеты просили разрешения публиковать следующие его стихи. В издании «Коммунист» вышло произведение Рубцова «Январское», а в еженедельнике «Ленинский путь» — «Родная деревня», «Хозяйка», «Таковы на Руси леса», «В родных местах», «Отправляясь в дорогу». Поэт вспоминал: «Уж сколько раз твердили миру, что мы молотобойцы, градостроители и т. п., и все твердят, твердят! А где лиризм, естественность, звучность? Иначе, где поэзия? Да еще многие из пишущих со своим легкомысленным представлением об этом деле носятся как курица с яйцом!»
В 1967 году в Москве опубликовали второй сборник Рубцова «Звезда полей». В него вошло 44 стихотворения, большинство из которых поэт сочинил в Вологде. Ректор Литературного института Николай Сидоренко писал: «Перед нами — рукопись первой книги настоящего поэта, и рукопись выдающаяся…» Книга стала выпускной работой Рубцова. В июле этого же года он окончил институт и получил диплом о высшем образовании. А через несколько месяцев устроился корреспондентом в газету «Вологодский комсомолец».
В 1968 году Николай Рубцов стал членом Союза писателей СССР. Его порекомендовал друг — журналист Александр Яшин: «Поэтическое дарование Николая Рубцова настолько бесспорно и уже так отчетливо выявилось в двух его книгах и в журнальной и газетной периодике, что я не вижу необходимости в подробной характеристике его работы». В этот же год поэт написал стихотворения «До конца», «Ласточка», «Прощальное», «Про зайца», «Листья осенние». Все они вошли в сборник 1969 года «Душа хранит», который вышел в архангельском издательстве. Тираж книги раскупили за несколько месяцев. Газета «Правда Севера» писала: «Приятно сознавать, что в большое плаванье вышли в последние годы такие литературные корабли, какими ныне представляются прозаики В. Астафьев, Ф. Абрамов, В. Белов, Н. Жернаков, поэты О. Фокина, Н. Рубцов, А. Романов и некоторые другие литераторы Севера».
В 1970 году Николай Рубцов выпустил последний прижизненный сборник «Сосен шум», в который вошли стихотворения «Зимняя ночь», «У церковных берез», «Шумит Катунь» и многие другие. Секретарь правления Союза писателей РСФСР Сергей Орлов выступал на заседании организации с такими словами: «Николай Рубцов раскрывает с естественной простотой дыхания самое главное: традиционную и непреходящую сущность человеческого характера, сложившегося в активном общении с природой Русского Севера».
В этом же году поэт познакомился с Людмилой Дербиной. Она работала в Вологодской районной библиотеке и в свободное время тоже писала стихи. Рубцов влюбился в нее и вскоре сделал предложение. Но незадолго до свадьбы отношения жениха и невесты ухудшились, и 19 января 1971 года Рубцов погиб в ходе бытовой ссоры.
Ему было 35 лет. Поэта похоронили в Вологде. В июле того же года в издательстве «Советская Россия» вышел посмертный сборник Рубцова «Зеленые цветы», в которым были опубликованы стихотворения «Ферапонтово», «Последняя осень», «Далекое». В 2004 году памятник Рубцову установили в его родном городе Емецке.
*************************
Сегодня же вспомним другую женщину, которая могла бы спасти тонущего в алкоголе, бесприютности и отчаянии поэта, да не вышло.
Речь о Генриетте Михайловне Меньшиковой, родившей Рубцову дочку Лену.
Впервые они встретились в детском доме. Оба оказались там при живых родителях.
Гета родилась, да так всю жизнь и провела в селе Никольском. Мать ее загремела в тюрьму и девочку перевели из школы в детский дом, находящийся в том же селе.
С Рубцовым сложнее. В детдом его определили, когда мать умерла, а отца призвали в армию. Вернувшись с фронта, папа не стал особо разыскивать детей, заведя новую семью. Николай встретился с ним уже будучи совершеннолетним.
В детдоме Генриетта с Колей почти не общались. Оно и понятно, Генриетта была в младшей группе девочек, Николай в старшей группе мальчиков. Разный круг, разные интересы.
Вторичное знакомство произошло только в 1962 году, в Никольском, на проводах в армию общего друга.
Все было скоропалительно, с бухты-барахты. В конце июля пересеклись, а уже в конце октября Генриетта сообщила Николаю, что ждет ребенка.
Она впервые в жизни покинула Никольское, пытаясь осесть в пригороде Ленинграда, а тут беременность. Пришлось возвращаться домой, на чем настаивал и Рубцов.
Жениться он не торопился.
20 апреля 1963 года Генриетта родила дочку. Папа отозвался телеграммой: «Назови Леной. Очень рад. Коля». Наступила неопределенность в том плане, что не имеющий ни кола, ни двора, с трудом себя обслуживающий студент Литературного института завести семью с Генриеттой не мог, но знающий по себе, что такое безотцовщина, постоянно раздавал женщине и дочери обещания о скором совместном житье. Что такое для Рубцова расписаться с Меньшиковой? Это значит поставить крест на литературной карьере, перебраться в «Николу» и там жить. Ведь жену с дочкой в институтскую общагу (откуда, кстати, Рубцова выгоняли не раз) не потащишь.
Мать же Генриетты хотела видеть Николая в Никольском. Ей надоело шалопутное положение, при котором папаша болтается черт знает где, а она возится с дочерью и ее ребенком, высчитывая гроши. Жили ведь очень бедно, работая в библиотеке, Гета получала всего 36 рублей. Теща составила план, как провести зятя в председатели сельсовета. После того, как Николай от подобной почести отказался, женщина затаила обидку.
Настропалив дочь, она заставила ее подать в суд на взыскание алиментов. Из решения суда выяснилось, что официально взять с Рубцова можно… пять рублей в месяц. Генриетта свернула требования, послав Николаю примиряющую открытку, в которой видна наивность и безыскусность этой женщины: «Коля, здравствуй! Поздравляю тебя с Новым годом и днем рождения. Желаю тебе всего наилучшего. Суд прекратила, по какой причине, потом узнаешь. Как у тебя дела? Привет от Лены»
Николай Рубцов был счастлив, когда у него родилась дочь Елена. Именно ей посвящены многие известные строчки поэта.
Он, практически не знавший отцовской любви, хоть и нечасто виделся с дочерью, но относился к ней с особой нежностью.
Николай Рубцов, по словам Василия Белова, был в восторге, что у него родилась дочь:
Я помню, зашел к нему в комнату, смотрю, лежит на кровати кукла, которая
мигает и плачет. Помните в стихах его: «И мигает, и плачет она».
Действительно, такая кукла была. Он специально куклу такую нашел для
дочки». Но эту куклу Леночке он так и не подарил. Выбирал он ее в известном
на всю Москву магазине «Лейпциг» на Ленинском проспекте. Кукла была
необыкновенная: большая, красивая, в платье в горошек, говорила «мама»,
закрывала и открывала глаза, на голове из-под белой шапочки развевались
светлые кудри. К дочери Рубцов отправился с большим чемоданом. На
Ярославском вокзале в Москве остановил его милиционер – пассажир показался
подозрительным. Попросили показать, что в чемодане, а там была одна лишь
кукла. Из Вологды он сначала решил отправиться к сестре Галине в Череповец,
а после – в Николу. На череповецком вокзале пришлось долго ждать, и Рубцов
уснул, а когда проснулся, рядом не было ни ботинок, которые он поставил
сушиться, ни чемодана. Так и не получила Лена от своего отца царский
подарок, но зато родились стихи.
МИМО ИЗГОРОДИ ШАТКОЙ
Мимо изгороди шаткой,
Мимо разных мест
По дрова спешит лошадка
В Сиперово, в лес.
Дед Мороз идёт навстречу.
– Здравствуй!
– Будь здоров!..
Я в стихах увековечу
Заготовку дров.
Пахнет ёлками и снегом,
Бодро дышит грудь,
И лошадка лёгким бегом
Продолжает путь.
Но однажды я вспомню про клюкву,
Про любовь твою в сером краю
И пошлю вам чудесную куклу,
Как последнюю сказку свою.
Чтобы девочка, куклу качая,
Никогда не сидела одна.
— Мама, мамочка! Кукла какая!
И мигает, и плачет она...
Привезу я дочке Лене
Из лесных даров
Медвежонка на колене,
Кроме воза дров.
Мимо изгороди шаткой,
Мимо разных мест
Вот и въехала лошадка
В Сиперово, в лес.
Нагружу большие сани
Да махну кнутом
И как раз поспею к бане,
С веником притом!
Когда Николай Рубцов пел под гармошку «Прощальную песню», то часто плакал
ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Я уеду из этой деревни…
Будет льдом покрываться река,
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь на дворе глубока.
Мать придет и уснет без улыбки…
И в затерянном сером краю
В эту ночь у берестяной зыбки
Ты оплачешь измену мою.
Так зачем же, прищурив ресницы,
У глухого болотного пня
Спелой клюквой, как добрую птицу,
Ты с ладони кормила меня?
Слышишь, ветер шумит по сараю?
Слышишь, дочка смеется во сне?
Может, ангелы с нею играют
И под небо уносятся с ней…
Не грусти! На знобящем причале
Парохода весною не жди!
Лучше выпьем давай на прощанье
За недолгую нежность в груди.
Мы с тобою как разные птицы!
Что ж нам ждать на одном берегу?
Может быть, я смогу возвратиться,
Может быть, никогда не смогу.
Ты не знаешь, как ночью по тропам
За спиною, куда ни пойду,
Чей-то злой, настигающий топот
Все мне слышится, словно в бреду.
Но однажды я вспомню про клюкву,
Про любовь твою в сером краю
И пошлю вам чудесную куклу,
Как последнюю сказку свою.
Чтобы девочка, куклу качая,
Никогда не сидела одна.
— Мама, мамочка! Кукла какая!
И мигает, и плачет она
Закончив Литературный институт, поэт обосновался в Вологде, где ему вскоре выделили однокомнатную квартиру. Там-то Генриетта и столкнулась с новой пассией Рубцова.
Меньшикова рассказывала:
«В июне 70-го мы уже с Леночкой поехали к нему в Вологду, надо было дочке кое-что к школе прикупить. Зашли к Николаю (у него в то время была однокомнатная квартира недалеко от пристани), а там женщина.
Представил ее двоюродной сестрой. Она и говорит:
«Давно хотела познакомиться с твоей женой, а теперь и дочку увидала. Очень похожа на тебя, Николай».
Он с гордостью переиначил: «Это я на Леночку похож».
Потом она по-хозяйски погладила платье, оделась и пошла прочь. Мы были недолго и тоже ушли. Не скажу, что обиделась (он солгал - не было у него двоюродной сестры). Что-то отворотило от него, когда эту женщину увидала. Не пара она ему. С норовом. Да и внешне они не подходили друг другу. А в квартире неуютно, неубрано. Да и Николай выглядел не блестяще»
Теперь набирающему силы и популярность поэту было, куда привести женщину с дочкой. Но момент упустили, девочка пошла в Никольскую школу. На предложение Рубцова о переезде мать ответила, что пусть дочка хотя бы первый класс закончит, а там посмотрим .. Рубцов обиженно пробурчал, что до весны он может и не доживет.
Напророчил…Последние месяцы перед смертью Рубцов метался, не в силах найти точку опоры. Собираясь играть свадьбу с Дербиной, ждал на новогодний праздник приезда Генриетты с Леночкой. Приготовил елку, но наряжать не стал, думая заняться этим вместе с дочерью. Елка так и осталась не наряженной. Родные не смогли выбраться из Никольского.
Вот и все. Больше Генриетта и Николай не встречались.
В качестве потерпевшей Генриетта присутствовала на суде над Дербиной, что возмутило впечатлительную Людмилу.
Через год после гибели Рубцова вышла замуж, сменила фамилию став Генриеттой Шамаховой. Осталось от тех страстей на века вот это стихотворение Рубцова:
Чтобы девочка, куклу качая,
Никогда не сидела одна.
— Мама, мамочка! Кукла какая!
И мигает, и плачет она…
**********************
ВОСПОМИНАНИЕ ДОЧЕРИ ЕЛЕНЫ РУБЦОВОЙ ОБ ОТЦЕ НИКОЛАЕ РУБЦОВЕ
Прошло еще 35 лет, и убили его внука - Колю Рубцова...- сына Елены Рубцовой.
Эти воспоминания я никогда не записывала и делаю это в первый раз.
Когда я была маленькая, я не знала, что мой отец не такой, как все. Для меня он был просто отцом. И то, что я помню, это не очень много. Может быть, и не важно для кого-то, но для меня это сокровенно. И дорого.
Вот что я помню из своей жизни. О своём отце: всегда его ждала. Как себя помню. Жили с матерью и бабушкой в селе Никольском Вологодской области. Сначала у нас был свой дом. Тогда я ещё была совсем мала, поэтому приезды его не запоминала, но только одно, наверно, самое первое, даже не воспоминание, а ощущение: что есть родители. И всё.
А потом помню, как летит рама из оконного проёма и падает на стол (стол возле окна стоял) и летят осколки стекла по столу, по полу. Почему-то я всё вижу и слышу, но ничего не понимаю.
Это уже потом, спустя много лет, мать моя рассказала, что приезжал тогда мой батюшка из Москвы, да выпили они с моим дядюшкой по материнской линии, да дядюшка разбушевался, да сгоряча и высадил раму – среди ночи. Но всё обошлось. Помирились они. Дядюшка Саша добрый был. Потом уже, лет через пять, мы с ним в Москву звонили по телефону (играли так). Он знал, что плохо мне без отца-то. Жалел меня.
Ну, а потом я уже постарше была, года четыре. Приехал он, отец. Дождалась-таки. Баловались мы, не помню как, помню радость, только смех. Всё бы хорошо, да заболела я. Корью. Высокая температура. Бредила. Помню, нёс он меня на руках по лестнице. Мне плохо.
Потом его не стало. Уехал, после болезни уехал.
Опять жду его, тоскую. Мать терзаю, бабушку: когда приедет? Велено ждать: «Скоро уже. Не плачь». Приехал-таки нас навестить. Мать рада, а я больше. Играем, балуемся. Он читает стихи. Наверно, тогда он про меня стихи написал. Помн:
Родилась у Геты Ленка
Веселей пошло житьё.
Сядет Ленка на коленку
И посмотрит на неё
Подбрасывал вверх конфетки, коричневые круглые. Говорит: «Поймай ртом». У меня не получалось, и я сердилась. Я бросала, он ловил. Было весело, смешно.
Вскоре он уехал.
Опять грустно. Я в садик тогда ходила, немного забывалась, а дома вечером сядем есть, а бабушка ворчит: «Вот опять на стол накапала, от тарелки «дорога». Вся в батюшку». А мне обидно было.
В детском саду все дети рассказывали: «мой папа тракторист», «а мой комбайнер». И спрашивали у меня: «А твой кто?» И помню, всегда в таких случаях воспитательница вмешивалась: «Он учится на поэта».
Читать его стихи мать никогда не заставляла, но книжки у нас были — присылали. В библиотеке деревенской были его книги. Я и сейчас достаточно часто читаю его стихи, под настроение. Например, в Петербурге гололедица — и вдруг прицепятся отцовские строчки:
Я не знаю, куда повернуть,
В тусклом свете блестя, гололедица
Предо мной обозначила путь.
Однажды осенью мать уехала в Вологду и оттуда нам пришла посылка. Они тогда с ним вместе посылку послали. До сих пор помню, как разбирала: это от папы.
Пальто, рыжее платье, кофта, книжечка В.Белова «Катюшин дождик» с автографом автора и с его подписью. Книжечку-то потом в Тотемский музей отдала. Отдала, а самой жаль. Я не знаю, где она сейчас, надеюсь, в хорошие руки попала. Там два автографа – В.Белова и Н.Рубцова.
Не помню, сколько времени прошло, но маму я донимала, чтобы к отцу в Вологду съездить. Вот и собрались мы. Благо он квартиру получил. Может быть, он тогда и писал нам, звал, я не помню. Но поехали мы. Я первый раз так далеко от дома отправилась.
Приплыли мы на пароходе. Тогда пароходы пассажирские по Сухоне ходили. Для меня всё в диковинку было. Вышла на пристань, вдоль реки пошли на улицу Яшина. Обе волновались. Я ещё и оттого, что город большой вижу.
Поднялись на пятый этаж. Постучали в дверь. Слышим из-за двери странный звук. Топот какой-то, то ли стук. Открывает дверь. Папа наш. Растерялся и в то же время обрадовался. Что-то говорил. Проходите, наверно. Прошли. У него, оказывается, травма ноги, прыгает на одной ноге, вторая забинтована. Сзади него, из комнаты, вижу, женщина выходит. Странно, почему-то в сорочке. Смутилась. Он говорит: это Люда. Может, ещё что сказал. Только смотрю: матери моей не по себе. Молчит. А та женщина быстро одела платье (по-моему, она его гладила), сказала что-то и ушла. Мне она показалась слишком высокой, крупной против него. Он какой-то маленький, неуклюжий со сломанной ногой.
Она ушла, а они сели с матерью на диван, стали разговаривать. Он меня всё спрашивал: как я, читаю ли, чем занимаюсь, как-то внимательно на меня смотрел.
Потом я решила осмотреть квартиру. Сначала стол письменный обследовала. Книги, бумаги, ещё что-то, уже не помню. По-моему, иконы на столе стояли.
Он мне тогда подарил книжку Некрасова, стихи. Мне кажется, что она там и осталась, потому что я вела себя непредсказуемо. Пошла на кухню, в ванную заглянула.
На кухне было не убрано. Беспорядок какой-то. На столе стоял треугольный пакет с молоком. Я его взяла в руки, и нечаянно молоко выплеснулось на пол из маленькой дырочки. Я испугалась, начала искать тряпку, заглянула под ванну. И тут я не знаю, что со мной случилось. Я остановилась, услышала разговор из комнаты, что-то мне не понравилось.
Я зашла туда, они сидели какие-то странные, наверно, они выясняли отношения. Я сказала матери, что нам пора уходить. Она вроде как не хотела. Но я подбежала к выходной двери и пыталась её открыть. Дверь не открывалась. Тогда я стала плакать, всё сильней и сильней. Они уже забеспокоились. Мать подбежала, отец прыгал на одной ноге. Внезапно меня охватило какое-то непонятное чувство. И страх, и ещё что-то. Я только знала одно, что отсюда надо уйти. Стала колотить кулачками по двери.
Мать кричит ему: «Открой дверь!» Он начал плакать и кричать: «Не уходите! Лена, Гета, не уходите!» А я всё билась и билась, пока он не открыл дверь. И все трое рыдали. И прыгали. Он, когда я бросилась по лестнице вниз, а мать за мной, кричал: «Не уходите! Я погибну, погибну!..»
А мы бежали, как сумасшедшие, по этой лестнице. Когда мы выскочили из квартиры, из соседней квартиры вышла женщина-соседка, она видела эту сцену расставания. Мать моя почему-то не помнит, как он кричал «не уходите, я погибну», а у меня эта фраза в голове до сих пор.
Так он и остался один там стоять. Не знаю, что с ним было тогда. Мне было стыдно за свою выходку. Почему, неужели нельзя было по-хорошему уйти? Ведь мне тогда его жалко было. И любила я его. И сама же убежала. Не знаю. Уже потом, через несколько месяцев, на Новый год ему открытку писала, опять ждала встречи с ним, мне уже тогда восьмой год шёл, в первый класс ходила. Просилась к нему зимой на каникулы. Хотели мы поехать с мамой. Да, видно, не судьба. Метель началась, мело несколько дней. Замело все дороги, не выехать с нашей деревни. Так и не поехали в Вологду. А уже тогда предчувствие было, что не увидимся больше.
А через несколько дней пришла из Вологды та телеграмма…
На этом мои воспоминания кончаются.
Только до сих пор лежит у меня открытка недописанная: «Папа, поздр…» И – всё. Сейчас помню, что было как-то не по себе, очень тревожно на душе… как будто все чего-то ждали.
В субботу мы истопили баню, чтобы помыться. И когда я брела меж высоких сугробов из бани домой — а уже смеркалось, — меня вдруг охватил какой-то страх, будто произошло что-то ужасное. И на темном небе я вдруг увидела, или услышала, что его уже здесь нет. Потрясенная, я побрела домой. Пришла, а там заплаканная мама, держит в руках какую-то бумажку. Оказалось — телеграмма. Сказала только: «Лена, у тебя больше нет папы…»
После его гибели мне бабушка и мама все время что-то рассказывали об отце. Нет-нет да что-то и вспомнят. О том, как он любил в лес за рыжиками ходить. Принесет, бабушка их кипятком три раза обдаст, чесноку накрошит, посолит, маслом польет и на стол подаст. С горячей картошкой.
Дальше было другое...
Когда мне был один год, отец приезжал из Москвы. Они сидели с матерью и бабушкой за столом, пили чай, а я ушла в горницу (про которую стих «В горнице»), залезла на подоконник и вместе с горшками цветов благополучно вывалилась на свежий воздух прямо в крапиву. Они за столом слышат, что я на улице. Наверно, испугались. Как я шею себе не свернула? Потом уже смешно было, ведь там высота метра три, а может и больше. Но это воспоминания матери, а не мои. Я не помню этого.
Какое стихотворение отца мне нравится?
"Я люблю, когда шумят березы...", в классе третьем, наверное. А потом еще постепенно и остальные стихи для себя открывала. И до сих пор открываю...
БЕРЕЗЫ
Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю — и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.
Все очнется в памяти невольно,
Отзовется в сердце и в крови.
Станет как-то радостно и больно,
Будто кто-то шепчет о любви.
Только чаще побеждает проза,
Словно дунет ветер хмурых дней.
Ведь шумит такая же береза
Над могилой матери моей.
На войне отца убила пуля,
А у нас в деревне у оград
С ветром и дождем шумел, как улей,
Вот такой же желтый листопад…
Русь моя, люблю твои березы!
С первых лет я с ними жил и рос.
Потому и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слёз…
1957 г.
Окончив 10 классов никольской средней школы, которую много лет спустя нарекли именем ее отца, Лена задумалась о будущей профессии.
Была мечта — поступить в Горный институт, выучиться на геолога. Но семья решила иначе: иди, Леночка, в техникум. Через три года уже работать начнешь, на ноги встанешь, а там можно будет и в вузе доучиться.
— Я послушалась. Не принято было тогда родителям перечить. С двумя подружками решила ехать в Ленинград. Втроем мы пешком прошагали двадцать пять километров до пристани, потом на пароходе плыли до Вологды. Приехали на железнодорожную станцию...
А с билетами было туго! Едва удалось упросить проводника, чтобы пристроил нас в общем вагоне на третьи полки. Жесткие! Туда корзины да чемоданы закидывать положено, а не живых девчат грузить! Но, что называется, в тесноте да не в обиде, кое-как доехали. Сейчас уже не трудности вспоминаются, а веселье. Романтики мы были!
Подруги, Оля и Света Поповы, выбрали профтехучилище, стали вагоновожатыми городского рельсового транспорта.
А Лена пошла в полиграфический техникум. В дальнейшем много лет отдала работе в типографии имени Володарского — через ее руки прошли почти все газеты Ленинграда. Около 30 лет трудилась в типографии имени Володарского, участвуя в выпуске таких газет, как «Смена» и «Невское время».
Сейчас трудится библиотекарем — в обычной городской средней школе.Работает в школьной библиотеке, реализует инициативу «Бессмертный полк моего класса» и «Солдат, вернись домой!».
Так друзья нарекли разработанную Еленой Николаевной систему поиска по документам и в ходе раскопок. Елена работает с учениками на местах сражений Великой Отечественной войны. Ее поисковым отрядом уже установлено около сотни судеб героев, пропавших без вести в боях 1941– 1942 годов.
Вечером 15 октября 2005 года.. в Санкт-Петербурге погиб 16-летний Коля Рубцов, внук гениального русского поэта Николая Михайловича Рубцова
ВНУК РУБЦОВА
Учился в Коля в школе 48 города Санкт-Петербурга (в которой я работаю)
Он был найден со следами насильственной смерти неподалеку от своего дома. N 40 по улице Коммуны.
Незадолго до этого злодейского убийства по телевизору опять показывали интервью с убийцей его деда. Снова, уже в который раз, повествовала она на всю страну, как и для чего убивала она гениального русского поэта Николая Михайловича Рубцова.
Коля Рубцов рос хорошим, здоровым мальчиком, учился, серьезно занимался спортом...
Я помню, как его мать, Елена Николаевна Рубцова, рассказала однажды о пробудившейся вдруг в Коле Рубцове гордости, что он внук Рубцова...
Как происходило в Коле постижение поэзии Рубцова, мы не знаем, но сейчас уже ясно, что это было не внешнее, а глубокое и сокровенное уроднение русской судьбы. Мы не знаем, кем не успел стать Коля Рубцов, но сейчас уже очевидно, что он нес в себе свою русскую судьбу точно так же, как его великий дед.
Великому русскому поэту Николаю Рубцову, когда его убили, было всего 35 лет. Прошло еще 35 лет, и убили его внука - Колю Рубцова...
Горько и страшно думать об этом.
Первое нападение на Колю было неудачным. Он отлежался в больнице. Когда вышел, на мобильный телефон начали приходить sms-ки: "Ты не жилец. Выйдешь - убьем". Говорят, что он и сам чувствовал, что ему недолго осталось жить.
Отцу Коли, Александру Федоровичу Козловскому, уже после гибели сына приснилось, будто плывет он по реке к острову, на котором - он знает это! - Коля...
И ему хочется на остров, но лодку сносит течением, и звучит голос, что туда нельзя, и Александр Федорович подчиняется этому голосу, а потом начинает грести против течения, но уже не может выгрести...
Странным образом этот сон сливается со стихами Николая Михайловича Рубцова:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
- Где же погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу. -
Тихо ответили жители:
- Это на том берегу...
Он как бы возникает из этих стихов и в них же растворяется, как возникает из судьбы Николая Михайловича Рубцова судьба его шестнадцатилетнего внука и в этой великой судьбе и растворяется.
Муж Елены Рубцовой работает сантехником в одном из жилищных управлений Санкт-Петербурга. Старшая внучка Николая Рубцова - Алина - работает в библиотеке имени своего деда.
*********
Николая Рубцова называли «поэтом Русского Севера»: он часто вдохновлялся в творчестве пейзажами Вологодской и Архангельской областей. При жизни поэт опубликовал только четыре сборника. После его смерти вышло более 30 изданий. Рубцов говорил: «Думаю, что стихи сильны и долговечны тогда, когда они идут через личное, через частное, но при этом нужна масштабность».
Николай Рубцов говорил: «Думаю, что стихи сильны и долговечны тогда, когда они идут через личное, через частное, но при этом нужна масштабность».
ПРИВЕТ РОССИЯ!
Привет, Россия — родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою!
И пенья нет, но ясно слышу я
Незримых певчих пенье хоровое…
Как будто ветер гнал меня по ней,
По всей земле — по сёлам и столицам!
Я сильный был, но ветер был сильней,
И я нигде не мог остановиться.
Привет, Россия — родина моя!
Сильнее бурь, сильнее всякой воли
Любовь к твоим овинам у жнивья,
Любовь к тебе, изба в лазурном поле.
За все хоромы я не отдаю
Свой низкий дом с крапивой под оконцем.
Как миротворно в горницу мою
По вечерам закатывалось солнце!
Как весь простор, небесный и земной,
Дышал в оконце счастьем и покоем,
И достославной веял стариной,
И ликовал под ливнями и зноем!..
ДЕТСТВО
Мать умерла.
Отец ушел на фронт.
Соседка злая
Не дает проходу.
Я смутно помню
Утро похорон
И за окошком
Скудную природу.
Откуда только —
Как из-под земли! —
Взялись в жилье
И сумерки, и сырость…
Но вот однажды
Все переменилось,
За мной пришли,
Куда-то повезли.
Я смутно помню
Позднюю реку,
Огни на ней,
И скрип, и плеск парома,
И крик «Скорей!»,
Потом раскаты грома
И дождь… Потом
Детдом на берегу.
Вот говорят,
Что скуден был паек,
Что были ночи
С холодом, с тоскою, —
Я лучше помню
Ивы над рекою
И запоздалый
В поле огонек.
До слез теперь
Любимые места!
И там, в глуши,
Под крышею детдома
Для нас звучало,
Как-то незнакомо,
Нас оскорбляло
Слово «сирота».
Хотя старушки
Местных деревень
И впрямь на нас
Так жалобно глядели,
Как на сирот несчастных,
В самом деле,
Но время шло,
И приближался день,
Когда раздался
Праведный салют,
Когда прошла
Военная морока,
И нам подъем
Объявлен был до срока,
И все кричали:
— Гитлеру капут!
Еще прошло
Немного быстрых лет,
И стало грустно вновь:
Мы уезжали!
Тогда нас всей
Деревней провожали,
Туман покрыл
Разлуки нашей след…
ДАЛЕКОЕ
В краю, где по дебрям, по рекам
Метелица свищет кругом,
Стоял запорошенный снегом
Бревенчатый низенький дом.
Я помню, как звёзды светили,
Скрипел за окошком плетень,
И стаями волки бродили
Ночами вблизи деревень...
Как всё это кончилось быстро!
Как странно ушло навсегда!
Как шумно - с надеждой и свистом -
Помчались мои поезда!
И всё же, глаза закрывая,
Я вижу: над крышами хат,
В морозном тумане мерцая,
Таинственно звёзды дрожат.
А вьюга по сумрачным рекам,
По дебрям гуляет кругом,
И весь запорошенный снегом
Стоит у околицы дом...
. ПРО. ЗАЙЦА
Заяц в лес бежал по лугу,
Я из лесу шел домой, —
Бедный заяц с перепугу
Так и сел передо мной!
Так и обмер, бестолковый,
Но, конечно, в тот же миг
Поскакал в лесок сосновый,
Слыша мой веселый крик.
И еще, наверно, долго
С вечной дрожью в тишине
Думал где-нибудь под елкой
О себе и обо мне.
Думал, горестно вздыхая,
Что друзей-то у него
После дедушки Мазая
Не осталось никого.
1969 г.
* * *
На душе
соловьиною трелью
Не звените, далекие дни!
Тихий дом,
занесенный метелью,
Не мани ты меня, не мани!
Неужели так сердце устало,
Что пора повернуть и уйти?
Мне ведь так еще мало, так мало,
Даже нету еще двадцати..
ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звёздами нежно украшена
Тихая зимняя ночь.
Светятся, тихие, светятся, чудные,
Слышится шум полыньи…
Были пути мои трудные, трудные.
Где ж вы, печали мои?
Скромная девушка мне улыбается,
Сам я улыбчив и рад!
Трудное, трудное - всё забывается,
Светлые звёзды горят!
Кто мне сказал, что во мгле заметеленной
Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звёздами нежно украшена
Тихая зимняя ночь
ВЕТЕР ВСХЛИПЫВАЛ, СЛОВНО ДИТЯ...
Ветер всхлипывал, словно дитя,
За углом потемневшего дома.
На широком дворе, шелестя,
По земле разлеталась солома...
Мы с тобой не играли в любовь,
Мы не знали такого искусства,
Просто мы у поленницы дров
Целовались от странного чувства.
Разве можно расстаться шутя,
Если так одиноко у дома,
Где лишь плачущий ветер-дитя
Да поленница дров и солома.
Если так потемнели холмы,
И скрипят, не смолкая, ворота,
И дыхание близкой зимы
Всё слышней с ледяного болота...
1966
В ГОРНИЦЕ МОЕЙ СВЕТЛО
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…
Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниет совсем.
Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень.
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!
Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе…
1965
ТЫ ХОРОШАЯ ОЧЕНЬ — ЗНАЮ...
Почему-то только скрываю,
Что любить тебя не могу.
Слишком сильно любил другую,
Слишком верил ей много дней.
И когда я тебя целую,
Вспоминаю всегда о ней...
1957
МИНУТА ПРОЩАНИЯ
...Уронила шелк волос
Ты на кофту синюю.
Пролил тонкий запах роз
Ветер под осиною.
Расплескала в камень струи
Цвета винного волна —
Мне хотелось в поцелуи
Душу выплескать до дна!
ТИХАЯ МОЯ РОДИНА
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
— Где тут погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу.-
Тихо ответили жители:
— Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!
Школа моя деревянная!..
Время придет уезжать —
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь
У ЦЕРКОВНЫХ БЕРЕЗ
Доносились гудки
с отдаленной пристани.
Замутило дождями
Неба холодную просинь,
Мотыльки над водою,
усыпанной желтыми листьями,
Не мелькали уже - надвигалась осень...
Было тихо, и вдруг
будто где-то заплакали, -
Это ветер и сад,
Это ветер гонялся за листьями,
Городок засыпал,
и мигали бакены
Так печально в ту ночь у пристани.
У церковных берез,
почерневших от древности,
Мы прощались,
и пусть,
опьяняясь чинариком,
Кто-то в сумраке,
злой от обиды и ревности,
Все мешал нам тогда одиноким фонариком.
Пароход загудел,
возвещая отплытие вдаль!
Вновь прощались с тобой
У какой-то кирпичной оградины,
Не забыть, как матрос,
увеличивший нашу печаль,
- Проходите! - сказал.
- Проходите скорее, граждане! -
Я прошел И тотчас,
всколыхнувши затопленный плес,
Пароход зашумел,
Напрягаясь, захлопал колесами...
Сколько лет пронеслось!
Сколько вьюг отсвистело и гроз!
Как ты,милая, там за березами?
БУКЕТ
Я буду долго
Гнать велосипед.
В глухих лугах его остановлю.
Нарву цветов.
И подарю букет
Той девушке, которую люблю.
Я ей скажу:
— С другим наедине
О наших встречах позабыла ты,
И потому на память обо мне
Возьми вот эти
Скромные цветы! —
Она возьмет.
Но снова в поздний час,
Когда туман сгущается и грусть,
Она пройдет,
Не поднимая глаз,
Не улыбнувшись даже...
Ну и пусть.
Я буду долго
Гнать велосипед,
В глухих лугах его остановлю.
Я лишь хочу,
Чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю...
На это стихотворение поэта вдохновила его юношеская любовь . Ею была Таня Агафонова (позднее Т. И. Решетова) из деревни Космово Междуреченского района Вологодской области.
Так с чего же начиналась эта повесть о первой любви?
Из воспоминаний Т. И. Решетовой (Агафоновой): «Осенью 1951 года мы с девочками Тотемского педучилища пришли на танцы в лесотехникум. Ребята то и дело приглашали нас с подругой на танцы. Отбоя от парней не было. На очередной танец нас пригласили двое ребят. Меня вел в вальсе улыбчивый паренек, темноволосый, небольшого роста, одет, как и большинство его ровесников, в комбинированную хлопчатобумажную куртку, черные брюки. Все было отглажено, сидело ладно. Красивое лицо с глубоко посаженными черными глазами - все это привлекало мое внимание. А главное, он все время что-то говорил, улыбался и хорошо танцевал. Позднее я узнала, что это был Коля Рубцов.
Вечера танцев бывали часто. Коля на каждом из таких вечеров настойчиво добивался моего внимания, но безуспешно. Вскоре по какому-то случаю он послал мне поздравительную открытку, на обратной стороне ее были написаны стихи. Я поняла, что это его стихи, но такие обидные для меня. Мне показалось, что он несправедлив ко мне, называя меня высокомерной. После этого я уже не замечала Колю. Да вскоре и он перестал появляться. Слышала, что он уехал поступать в горный.
Потом были письма, фотографии, признания в любви. Затем, летом 1954 года, встреча на выпускном вечере в педучилище. Он каким-то образом приехал поздравить меня с окончанием учебы. Это и сразило меня. Теперь уже только он провожал меня с выпускного вечера, с ним бродили мы по берегу Сухоны, дожидаясь ночного рейса парохода на Вологду. На пристани в Тотьме я плакала, провожая Колю».
Как вспоминает Татьяна Ивановна, свидания их с Копей Рубцовым были действительно очень короткими. Это вечер в ожидании ночного рейса парохода на берегу Сухоны в Тотьме в 1954 в году и несколько дней в конце июля или начале августа того же 1954 года в деревне Космово Междуреченского района, куда Коля неожиданно приехал к Тане Агафоновой в ее родительский дом. Он был очень счастлив в то лето
У церковных берез, почерневших от древности,
Мы прощались, и пусть, опьяняясьчинариком,
Кто-то в сумраке, злой от обиды и ревности,
Все мешал нам тогда одиноким фонариком.
****
Сколько лет пронеслось!
Сколько вьюг отсвистело и гроз!
Как ты, милая, там за березами?
****
Глаза моей девочки нежной
Во мгле, когда гаснут огни...
Как я целовал их поспешно!
«В августе 1954 г. неожиданно Николай приехал ко мне на родину в Космово. Попал Коля в атмосферу внимания и ласки моей мамы (она узнала, что Коля сирота), и, истосковавшись по материнской ласке, он признавался мне, что хотел бы называть мою мать мамой. Говорил, что ему не хочется отсюда уезжать. Был август, поспела малина. Мы все ходили по ягоды в лес. Для Коли интереснее была дорога в лес, природа, чем сама малина. «Смотри, какая красота!» - говорил он. Часто сидел на берегу речки Шейбухты или уходил в поле...»
Зато с куста нарву для милых уст
Малины крупной, молодой и сладкой
И обнимая девушку украдкой.
Ей расскажу про добрый этот куст.
Из-за чего-то мы поссорились с Колей, как часто бывает с молодыми людьми в 18-19 лет. Компромиссов молодость не знала. Николай уехал из деревни».
Но судьба подарила поэту последнюю встречу с Таней Агафоновой.
в 1969 года . Татьяна заканчивала заочно Вологодский пединститут. Торопясь на последнюю консультацию перед решающим экзаменом, она встретила на улице города в районе старого рынка Рубцова.
Он шел, опустив голову. Татьяна Ивановна машинально, не отдавая себе отчета, окликнула его: «Коля!». Они не общались с августа 1954 года (15 лет!). Он сразу узнал ее. Попросил ненадолго задержаться. Они сели на скамейку в сквере, который был рядом. Николай Михайлович очень волновался. Он успел сказать Татьяне Ивановне, что пишет стихи, а многие стихи о любви, о ней.
Татьяна Ивановна спросила:
- Как мне узнать эти стихи?
- Да, почти все стихи о любви...
В 1987 году песня Александра Барыкина «Букет» стал настоящим хитом и получил не только народное признание, но и Гран-при «Песни года – 87».
6 января 2023