Твоя красота подобна зиме
И вечно мрачному морю.
В клятвах наивных о чуждой поре
Создавался твой образ волною.
Покрывался костями льдистых зеркал,
Впиваясь январским морозом.
О чём-то ужасном всю вечность шептал,
Скалясь, словно зверские грозы.
И взгляд мелодичный плёлся по снегу,
В чьём блике искрился яд.
Он жадно мечтал забыть о потере,
Усеянной кровью плеяд.
Равнодушием мазал по лику картин,
Не в силах глядеть с восхищением.
На месте известных красою богинь
Он видел твоё отражение.
И все образцы людских идеалов
Слились в серебре волос.
Холод и боль — их так не хватало
В бездне плетёных лоз.
Навстречу танцующим в вальсе снежинкам
Шагали пустые глаза.
Средь них были те, что подобны песчинкам,
Сверкающим ради огня.
Были пленённые сладким покоем
Шума природы лесной.
Но те, что тонули в объятиях моря,
Умерли вместе с тобой.
Их не сыскал он в секретах зимы,
Тебя породившей однажды.
В тёмном рассвете встречающей дым
Истошной от мести жажды.
Он всё понимал, принимал и лелеял
Ту мысль о встрече ночной.
Случайно столкнулся с тобой бы в аллее,
Усыпанной снежным ковром.
И сквозь пересмешки жалких огней,
Горящих в черни небес,
Бледность знакомых рук и теней
Оставила б в сердце порез.
Не замечая багровых узоров
На чистом теле зимы,
Вялотекущих по шатким ладоням
Каплями без души.
Его дыхание сбилось бы сразу
От вида тебя живой.
Спешной слезой он сказал бы всю правду,
Всё для тебя одной.
Но это лишь сон, мечта из всех мечт,
Волнующих пьяной ночью.
Обилие копий, заимствованных черт
Он видит в ряде прохожих.
И прячась от боли в удушьях зимы,
От давящих стен городских,
Он хочет спасаться в таких, как ты,
Но тонет в людях других.