Я умер бы без своей второй души, сестры моей души, моей половины.
Она опять мне шепчет "пиши", даёт мне карандаши, неточеные, невинные.
А дождь не вода и не ерунда, дождь - слёзы декабрьского бога.
И из никогда иду в навсегда по мокрой дороге Ван Гога.
А тишина так громко слышна, так тяжко дышит там дерево.
Сестра нежна, любовью грешна, молится так неуверенно,
А ей молиться, как мне дышать, уткнуться в холодные астры.
Не пишется, не могу продолжать, а ты так коротко: "Здравствуй!"
И снова легко, как бежать босиком, как камню стать Галатеей.
Так Скрябин ритм ощущал виском, когда писал Прометея.
Так плёл из гамм свои споры богам, так был подмастерьем титану!
...нет, в дом композиторов по четвергам я больше ходить не стану.
Там старый рояль возжигает печаль на грешном огне нездешнем.
Зачем неземной эта снежная даль? Сумасшедших вибраций нежность?
На этом свете, в этой судьбе, никто не ответит, не должен.
Господь себя отдаёт тебе, как женщина детям, быть может.
"Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней - Скрябина. Музыкально лепетать я стал незадолго до первого с ним знакомства."/Пастернак