А бабка та вполголоса шептала,
Приблизилась, и выпучив глаза:
- Не верь сынок ей,
Это лишь начало,
Ой, нелегка начатая стезя.
А он к коленям голову склоняя,
Ладонями закрыл лицо, держа;
И то, что говорила, понимая,
Болела его чистая душа.
Три тополя, набросившие тени,
Шумели, раздавая голоса,
С его душою будто заревели,
А слёзами наполнила роса.
С полуночи холодной не вставая,
В груди сжимало сердце, и гроза
Забрасывала страхом, поражая
Ударом отдалённые леса.
А мысли, охватившие внезапно,
Вскружили его голову, крича,
И не хотел он,
Чтоб настало завтра,
Хотел чтобы осталась эта тьма.
А бабка та ему напоминала,
Ещё сильнее причиняя боль,
Всё прошлое её пересказала,
Насыпав в раны внутренние соль.
Он слышал голоса и звуки певчих,
Перемещая это в голове,
И ожидая со свободой встречи,
Упал к ещё сыреющей траве.
Старуха громче, будто издеваясь,
Произносила нужные слова,
А он от горя, лёжа убиваясь,
В то утро, с её слов, сошёл с ума.
Никто бы не поверил в сей сказание,
Если б прохожие не видели его
Очей полупрозрачное сияние
И детское счастливое лицо.
А бабка в свою сумочку вцепилась,
Оглядываясь хитро, отошла,
И во дворе с подружками делилась,
Как в парке божьим чудом спасена.