Die Laute
Ich bin die Laute. Willst du meinen Leib
beschreiben, seine schoen gewoelbten Streifen:
sprich so, als spraechest du von einer reifen
gewoelbten Feige. Uebertreib
das Dunkel, das du in mir siehst. Es war
Tullias Dunkelheit. In ihrer Scham
war nicht so viel, und ihr erhelltes Haar
war wie ein heller Saal. Zuweilen nahm
sie etwas Klang von meiner Oberflaeche
in ihr Gesicht und sang zu mir.
Dann spannte ich mich gegen ihre Schwaeche,
und endlich war mein Inneres in ihr.
(Herbst 1907, Paris)
Лютня
Я лютня. Хочешь выразить меня,
Моё красивое, изогнутое тело,
то говори, как если б говорил о спелой,
округлой смокве, - тьму превознося,
которую во мне увидишь: тьму
и втулистость Туллии. И чтобы срам
был мал, и белокурился глазам,
как будто светлый зал. И чтоб струну
задев, она мне пела, чтобы самость
мою вбирала бы в нутро своё, --
чтоб твердостью колка звучала слабость
и в ней затрепетало лезвиё.
.
.
,