И только этот пламенный огонь,
Что с силою огромной запылает
Тебя согреет… Старец же при нём
Поднявшись из сугробов, не растает.
А ты, плутишка, подойди ко мне.
Шепни о том, что я пока не знала.
Мне нужно будет вас перенести
Туда, где моя гостья не стояла.
И уж прошу тебя, не ошибись.
Возможности иной у вас не будет,
Ведь я опять познания сотру
И женщина о книге позабудет».
Чудовище спустило зайца с рук.
Тот о берёзу мордою потёрся,
Боясь открыть рот, что-то пропищал,
Вернулся и тотчас же перенёсся
С несчастной в ночь, в замёрзший сонный лес,
Где вьюга снег в сугробы превращала.
Стоял невероятнейший мороз.
Чудовище всем телом задрожало,
Но вспомнив о таинственном огне,
Что даже в стужу тело согревает,
С любовью стало думать о родных,
Что ищут, ждут и в горе пребывают.
Затем оно игольчатой листвой
Круг золотой неспешно очертило,
Мешочек с хвоей зайцу отдало,
Смолёную листву и отпустило.
И лишь оно осталось там одно,
Сугроб огромный начал подниматься,
Собрав в себя весь близлежащий снег,
Который стал заметно уменьшаться.
И вот уже на голом пятачке,
Что ночью неспроста образовался,
Стал видеться огромнейший старик.
Он за деревья крепкие держался,
При ветхости своей, боясь упасть.
Однако поместив себя в то место,
Восставший и присесть бы не сумел.
Настолько меж деревьев было тесно.
Старик, кого увидит, точно знал.
Чудовище его не напугало.
А то, что оно в редкостный мороз
Не мёрзло – его сильно удивляло.
Причину он, бесспорно, понимал,
Но силе чувств, при хрупкости, дивился.
Поблизости заметив жёлтый круг,
Он тотчас же к несчастной обратился: