Так почему Наполеон пошёл к Москве,
Когда Санкт-Петербург уж был столица?
Навстречу – русский дух, мороз и снег
Поднялись, чтоб ему уже смириться…
Смириться с тем, что обозначил Бог
Простор России – и не смей тревожить, -
Иначе на позор и за порог,
Кто эту землю силится стреножить.
В Санкт-Петербурге множились мосты,
Но кони до Москвы резвились цугом –
Он шёл туда, где высились кресты
На маковках, позолоченных Духом.
Он так хотел, чтоб на колени встал
Тот самый дух, что не жалел коленей.
«Онегиных» средь «питерских» он знал,
Хоть не описан был ещё Евгений.
Но он не знал, что подрастал поэт,
Что со святой водой у няни кружка,
Что Бог спасает свой народ от бед,
Целуя православный мир в макушку.
Бог раздаёт дары держащим крест,
Порой тяжёлый – видно, дар великий!
И корчится, ярится старый бес,
Когда с крестами множатся здесь лики.
Дар не случайный в пушкинской строке –
Пророс по вдохновенью от народа…
В Европу уходили налегке
Французы, проклиная непогоду.
Потом случилось – «нарубили дров»
Защитники обманчивой свободы:
Был приговор для многих столь суров,
Что потеряли дом, нашли невзгоды.
Вновь примеряли мы камзол не свой,
Но лучше бы подрезали кафтаны
И оставались бы всегда собой,
Парижу предлагая сарафаны.
А Пушкин это сделал – «сукин сын!» -
Хоть трудно биться с кривдой в одиночку,
Когда у графоманов свой аршин,
И гениев они хулят построчно.
И ищут, как бы захватить слова
В оковы, ограничивая смыслы –
Болит у «европейцев» голова,
Чтоб русское капустою закисло.
И киснет, но капустный дух силён –
Чем дольше киснет, тем для нас вкуснее:
Ходил в Россию сам Наполеон,
Да Пушкин возрастал над ахинеей,
Что нанесли заботливо извне
Капризные до нового дворяне –
Спасибо зарубежной стороне, -
Но мы своё по-доброму помянем.
Помянем Александра – славен он,
Для нас он остаётся солнцем русским.
Напрасно ждал Москву Наполеон –
Москва не европейская закуска.