Во все века имели распространение различные концепции социальной справедливости и социального государства как инструмент обеспечения социальной справедливости. В ХХ и в ХI веке эти явления стали кое-где фактом реальной жизни.
Идеология по развитию социальной справедливости – это идеология, которая возникла в контексте культуры правового поля общества и в её риторике привилегии иногда называют правами, (право на социальное обеспечение с бесплатным жильём, образованием, здравоохранением, с право на защиту от безработицы и прочее), а потому в либерализме считается, что социальную справедливость технически невозможно точно определить в группе «объективно неспособных полноценно пользоваться свободой». А социал-демократы, социал-либералы, социалисты и коммунисты от марксизма считают, что заслуженно по труду можно!
Когда некоторые из социальных благ предоставляются всем (особенно образование и здравоохранение), и когда соответствующие права и свободы провозглашаются принадлежащими каждому, то в итоге перераспределение становится функцией публичной власти и тогда с правовыми институтами государства конкурируют институты силовые. Но когда перераспределительная функция порождает господство перераспределяющей бюрократии и «большое правительство» становится обладателем всеми силовыми ресурсами, то государственная интервенция будет подавлять свободу.
Еще в первой половине XIX века Фредерик Бастиа (1801 — 1850) объяснял, что вне нас, составляющих гражданское сообщество, не может существовать никакого государства, тем более — благотворительного и неистощимого в своих благодеяниях и которое имело бы наготове жильё, хлеб и одежду по необходимым для жизни нормам от их общего имеющегося в стране количества для всех нуждающихся, работу по нуждам общества и деньги всем на зарплату для всякой мелочи.
Перераспределяющее государство — «это громадная фикция, посредством которой все стараются жить за счет всех», но за которой всегда стоят конкретные группы людей по своим интересам. Поскольку открытый грабеж существенно затруднён, выдумывают посредника — государство, и, обращаясь к нему, каждое сословие общества говорит: Вы, которые по закону берёте всё у природы и общества, можете брать, но и с нами делитесь по совести. «Увы! Государство всегда слишком склонно следовать такому совету, так как оно состоит из государственного чиновничества и вообще людей, сердцу которых никогда не чуждо желание ухватить как можно больше, чтобы умножить свои богатства и усилить свое влияние. Этот государственный чиновничий аппарат быстро соображает, какую выгоду оно может извлечь из возложенной на него обществом роли.»
Когда государство в лице буржуазно привилегированного чиновничества становится совокупным господином, распорядителем судеб всех и каждого, то именно оно становится и совокупным капиталистом! Оно будет много брать из того, что производит трудящийся народ, оно умножит число своих агентов, расширит область своих прав и преимуществ, и дело кончится тем, что оно разрастается до подавляющих всё вокруг себя размеров.
Ф. Бастиа отмечал «поразительное ослепление общества на сей счет.» Что мы должны думать, когда народ и не подозревает, что грабеж на уровне государства есть все-таки грабеж, что он не стал менее преступен потому, что совершается в установленном законом порядке, «когда государство оно ничего не прибавляет к общему благосостоянию, а, напротив, еще умаляет его на всю ту сумму, которой стоит ему разорительный посредник, называемый государством!» К концу XX века прогноз Ф. Бастиа полностью подтвердился, несмотря на то, что теперь государство иногда называется демократическим, правовым и социальным.
Как уже говорилось, властные институты общества очень редко действуют в интересах многочисленной, но социально слабой части народа вопреки интересам малочисленной, но социально сильной группы, то есть власть и богатство имущих. Но если заявленная функция этих институтов — перераспределение в пользу наименее обеспеченных, то это значит, что у государства должна быть латентная, то есть скрытая от народных глаз функция. Государство позволяет себе концентрировать и выгодно использовать огромные ресурсы — в интересах отдельных групп крупного бизнеса, связанных с теми, кто принимает политические решения или финансовая помощь государствам, которые нужны и выгодны по каким-либо соображениям.
Как пример — предоставление финансовым и другим группам крупного бизнеса в США, финансовой и материальной помощи Украине, измеряемой сотнями миллиардов долларов, за счет всех налогоплательщиков не только своих, но и западноевропейских блока НАТО. Но главное в том, что интересы самой перераспределяющей бюрократии и ее отдельных групп, с которыми непосредственно связан крупный бизнес, получают основные преференции.
Выступая самостоятельной (редистрибутивной) социально-политической силой, эта корпорация легально потребляет значительную долю перераспределяемой части национального дохода. Что же касается оправданности этого фактического присвоения, то контролировать перераспределяющую бюрократию очень сложно, ибо можно выявлять лишь злоупотребления отдельных функционеров, но юридически невозможно обвинить в злоупотреблениях управляющий государственный аппарат в целом.
А распределение по достойным человека нормам социальной справедливости от общего количества производимых благ по количеству и квалификации труда в современных общинах до сих пор некоторыми политиками считается продуктом нашего наивного мышления. Если в наше время люди все еще требуют развития социальной справедливости не объединяясь для реализации норм социальной справедливости, то это часто признак незрелости ума, показывающий, что мы еще не переросли многие примитивные понятия о социальной справедливости. Так что древние магические связи прав и обязанностей по удовлетворению насущных народных потребностей не забываются и могут находить теоретическое преломление в самых неожиданных вариациях. Ведь понимание права как некоторой законной обязанности включает в себя необходимость структурных изменений в обществе!
Когда в контексте различения права и закона, а прав и свобод в обществе без законов не бывает, справедливость входит в понятие права, то право по определению зависит от законов общества! А значит и социальная справедливость — внутреннее свойство и качество права, категория и характеристика правовая! А если она внеправовая, не моральная и не нравственная, то эта характеристика часто будет и античеловеческой!
Поэтому всегда уместен вопрос о справедливости или несправедливости закона — это по существу вопрос о правовом или неправовом характере закона, его соответствии или несоответствии праву. Но такая же постановка вопроса неуместна и не по адресу применительно к праву, поскольку оно (уже по понятию) всегда должно быть справедливым и являться носителем социальной справедливости в нашем мире.
В обобщенном виде можно сказать, что социальная справедливость — это самосознание, самовыражение и самооценка морали и нравственности в законах общества, которые определяют права и свободы его граждан и потому вместе с тем — правовая оценка всего общества должна быть только от этих категорий. Какого-либо другого принципа, кроме правового, социальная справедливость не имеет! Отрицание же правового характера и смысла справедливости неизбежно ведет к тому, что за справедливость начинают выдавать какое-нибудь неправовое начало — требования уравниловки или привилегий, те или иные моральные, нравственные, религиозные, мировоззренческие, эстетические, политические, социальные, национальные, экономические и тому подобные представления, интересы и требования.
С позиций правовой всеобщности (формально-определенной всеобщности правового равенства, свободы и справедливости), в равной мере значимой для всех, независимо от их моральных, религиозных, социальных, политических и иных различий, позиций и интересов, все эти внеправовые начала с представленными в них особыми потребностями, требованиями и т. д. — лишь особенные сферы в общем пространстве бытия и действия права и правовой справедливости, специфические объекты, а не субъекты для справедливого правового регулирования.
Права и свободы не могут игнорировать закон, так как сами являются его детищем! Прежде всего все эти особенные интересы и притязания должны найти в законе своё надлежащее и справедливое место и признание, удовлетворение и защиту. Напротив, социальная справедливость, представляя всеобщее правовое начало, возвышается над всем этим партикуляризмом, "взвешивает" (на единых весах правовой регуляции и правосудия, посредством общего масштаба права) и оценивает их формально-равным, а потому и должно быть одинаково справедливым для абсолютного большинства граждан правовым мерилом.
Например, те или иные требования так называемой "социальной справедливости", с правовой точки зрения, имеют рациональный смысл и могут быть признаны и удовлетворены лишь постольку, поскольку они согласуются с правовой всеобщностью и равенством, а значит их, следовательно, можно выразить в виде требований самой правовой справедливости в соответствующих областях социальной жизни. И то, что именуется "социальной справедливостью", может как соответствовать праву, так и отрицать его. Это различие и определяет позицию и логику правового подхода к соответствующим позициям социальной справедливости.