Встаю.
Одеваюсь.
Сирена.
Троллейбус.
А лица так серы.
Работа.
Прилет.
Но мы даже не слышим,
запаяны в ритм трудодня.
Потом в телеграмме читаем,
С осколками веры
И что-то тоскливое пишем,
Вздыхаем, бледнеем,
себя за болтливость кляня.
Обед.
Потом снова работа,
нервозность?
С какой это стати?
И правда некстати
- Нелепо тряхнешь головой.
Сирена,
Троллейбус,
Считаешь ну сколько там дней до зарплаты,
на пальцах,
Выходишь,
Ползешь
Подгибая колени под вой.
И тут начинается.
Словно война так и ждет,
Как щенок у порога,
Скулит, и икру обдирает
гуляй же, корми же меня.
И лечь бы.
Потом
Не нырять,
А поспать хоть немного,
Но нет, не нырять
В кровоток осознаний,
и смыслов.
кишащих в мозгу,
К этим алчным теням.
А смерть за забором,
Стоит,
За окном,
Не твоя,
А Чужая.
Подвыкатив бельма,
Ну что же,
своя - не страшнее,
Где раньше сияла душа.
И ты только сторож,
Ему
подразрядному
страшному Эльму.
И пальцы искрят
Выбивая на клаве
Моленья,
Отравою этой дыша.
Встаю.
Одеваюсь.
Сирена.
Троллейбус.
А лица так серы...
Так ртути,
Что бьется гомункул уже в лобовое стекло,
И кажется зло
Навсегда окровавило склеры.
Но как то особенно,
И безотчетно,
Как в полдень последний
светло.