И в Господа поверить не могу,
и чтоб совсем не верил, то же как-то
не очень. Оставляю на снегу
следами нечто, вроде дубликата
признания в неверии моём
и просьбы - дай мне, Боже, веры малость.
Иначе, как мы, грешные, поймём -
земная ось ещё не поломалась
и кружится, и снег вокруг меня
вращается, ведомый силой, славой
и верой в прекращение огня,
в кресты на старой церкви многоглавой,
в надрывный звон её колоколов,
в молитву - дай мне веры, Боже правый.
Прошли бои, квартал перемолов,
и высыпали ангелы оравой
на белый свет. А мне бы хоть с одним
разок потолковать о том, об этом...
Да так, чтоб трогать крылья, видеть нимб,
понять, зачем я создан был поэтом.
Поэт ли? Для чего мы рождены?
Ещё поговорить хотел я с ним бы
о том, что будет. С ангелом войны.
С мечом в руках. Без крыльев. И без нимба.
***
Я помню номер. Наберу,
когда вернёмся - ты оттуда,
отсюда я. Играть в игру
не стану - мучает простуда,
и кашель грудь и горло рвёт.
А ты? Надеюсь, ты здорова.
Я что сказать хотел... Так вот -
когда ни памяти, ни крова,
и снег летит, и ветер бьёт
в лицо, и кашель бронхи режет,
я весь в кругу моих забот,
вокруг - зима, трамвайный скрежет.
А номер в книжке записной
и в памяти. Не важно, где я -
мои беседы с тишиной
отнюдь не лучшая идея.
Выкашливая боль и стыд,
бегу туда, где чай и ужин.
Мне ветер исподволь свистит,
что мой звонок тебе не нужен,
что это всё напрасный труд,
когда обстрелы не на шутку.
А ты ответила бы - врут
у нас, у вас. На деле жутко.
И я курю ещё одну,
хотя нельзя - мутит и очень.
Я вновь звоню через войну,
хоть знаю - город обесточен
и связи нет, и далеки
мы друг от друга - время оно.
И только длинные гудки
роятся в недрах телефона.
***
Не взять по наледи подъём,
Иду в обход, маршрут меняя.
Живём, на бедность подаём
самим себе, хотя земная
простая жизнь среди зимы
чему-то учит неумело.
Шумит о чём-то нам, а мы -
о том, что время отшумело
и нужно просто промолчать,
пойти в обход, ведь это легче.
Вот снега белая печать
уже наносится на плечи,
так сыплет бойко, так метёт.
Подмёрзнет позже, и куда нам?
Пройти по льду готов лишь тот,
кто жив, согласно свежим данным.
Кто мёртв, согласно старым, и
на деле значится хоть кем-то,
случайно хлопнувшим дверьми,
задевшим скол стеклопакета,
порезавшимся. Значит - жив!
Какое счастье, в самом деле,
на плечи руки положив,
дышать друг другом, и недели
считать вдвоём, стоять в снегу,
пусть дух рождественский невидим...
И знать, что "через не могу"
из времени уже не выйдем.
Мы в нём, а там, как бог пошлёт -
свою печать, отметку, веху...
И этот снег, и этот лёд.
И этот путь куда-то кверху.