Он давно научился ходить, как ягуар, бесшумно, почти не касаясь земли.
Припарковав машину у обочины, дальше пошёл пешком.
Остались позади дома, в холодном мраке жавшиеся друг к другу, продрогшие до костей фундамента.
Чёрные ветви деревьев обнимали белое небо. Удивительно белое. Предрассветное небо.
Маска снималась тяжело, словно срослась с ним.
Он купил ее в прошлом году, в Китайском квартале. Не ту маску, из бесчувственной пластмассы, а подвижную, из силикона, максимально приближенную к человеческому лицу, плотно его облегающую. Уникальность маски ещё в том, что на щеке был шрам. Грубоватый, мало отличимый от настоящего.
У того, кто захотел бы близко рассмотреть маску, сложилось бы впечатление, что делали её на заказ. Если случайный свидетель будет вспоминать особые приметы, то в первую очередь вспомнит шрам.
Заменил сим-карту в телефоне, (его он предусмотрительно отключил ещё возле больницы).
Он забыл, когда в последний раз спал и знал, что лимит бодрствования уже исчерпан и если он хоть на двадцать минут не уснёт, то рухнет замертво.
Провалился в полусон, больше похожий на обморочное состояние.
Проснулся ровно через час бодрым, как после полноценного сна. Ему этого было достаточно.
Сидеть столько времени было невозможно. Поэтому она сползла на спину-связанные впереди руки мешали лечь удобно. Ломило в пояснице. Время от времени она пыталась освободиться от ленты, которой были обмотаны запястья.но это была бесполезная трата сил.
Мозг работал как счётчик, лихорадочно наматывая мысли, ищущие какой-нибудь выход из ситуации, в которой она оказалась.
Сколько времени она здесь, не знала. Хотелось пить. Но больше хотелось освободить руки и сорвать ленту, закрывающую рот. Слёзы боли, страха, обиды стекали по виску, попадая в ухо.
Миссия слёз - приносить после того как они иссякнут - успокоение и сон."Уснуть бы, не просыпаясь"...
Сварил кофе, вынул из микроволновой печки круассаны, за домом срезал белые гортензии,совсем не дикие, непонятно каким чудом здесь выросшие. Спустился в цокольный этаж с подносом, на котором кроме чашки с кофе и круассанов, стояла сахарница и лежали щипчики.
Она услышала приближающие шаги.
Клейкая лента плохого качества.
Она как-то сумела её сорвать. Но не всю. Лента болталась на щеке. Пытаться сдуть её было бесполезно.
Он наклонился над ней, помог подняться, поцеловав в лоб, сорвал ленту. Она вздохнула облегчённо, радуясь, что он сделал шаг к милосердию. Может позднее руки развяжет. Но нет. Он кормил её сам. У неё не было выбора, приходилось брать губами с его рук тёплые, пахнущие ванилью круассаны и запивать их кофе.
Она жевала долго, чтобы продлить минуты свободы и подольше дышать нормально.Он сделал паузу. Провёл пальцем вдоль- от корней волос до подбородка, разделяя линию её лица. Погладил щёку. Ладони его пахли лекарством. Она посмотрела на поднос- нет ли там шприца. Не увидев ничего подобного, она успокоилась.
Но рано или поздно завтрак должен закончиться. Заботливо вытер ей салфеткой рот, смахнул крошки.
За всё время, она ни разу не услышала его голоса.
Взял скотч, отрезал свежий кусок от ленты и заново заклеил ей рот.
Снова поцеловал её, уже в макушку, жадно вдыхая запах волос...
Когда шаги затихли, полоска света сверху исчезла и послышался звук поворачивающего ключа, сердце её словно поместили в ледяной ящичек и тоже закрыли на ключ.
Страх неизвестности приполз , прокрался под одежду, вцепившись цепкими пальцами в липкую от пота кожу.
Он ничего ей не объяснял. Ни причину, почему она здесь, ни как долго он будет её терзать. Неизвестность плотной материей висела в этом здании. Здание было старое, со времен, когда дома строили на века и надежды на побег не было.
Пробраться в его мысли она не успевала. Развести на разговор было бесполезно. Она вспомнила постулат, что для маньяка реальность всегда бледнее фантазии. Нужно с ним говорить, фантазировать. Это единственный путь к спасению. Наверное. Надежда - самообман, но это всё что у нас есть...