Свеча полночная, оплывшая, сгоришь
и ты — жизнь коротка твоя. Едва успеешь
увидеть, как метель сметает с плоских крыш
снежок рассыпчатый, как о Кассиопее
читал я в комнате при скудном огоньке,
при огоньке твоем тщедушном и бессильном.
Как тени ёрзали вблизи и вдалеке
по стенам ледяным, подобно тем осинам,
березам, тополям, чью летнюю листву
ты, зимняя свеча, не видела, не знала,
и навсегда, прости, во сне иль наяву,
их шелест сладостный, чуть гордый, чуть усталый,
так и останется неведом для тебя.
И что вообще ты по условиям сгоранья
познать успеешь, фитилек свой теребя?
Над шелестом страниц мое лишь бормотанье?
О том, как дочь свою дал в жертву царь Кефей,
чтоб свой народ спасти — всему Кассиопеи
вина. А твой огонь, свеча, сгорит скорей
ее созвездия, чей свет еще слабее.